Для начала выкладываю небольшой рассказик - альтернативную (и спойлеросодержащую) ветку событий "Смутного времени". AU, очень вероятен ООС. Встреча Исанн Айсард и Сельвина Вельна в 5 году ПБЯ, после победы Империи. Основная тема разговора - общий ребенок этой парочки, мнения которого о происходящем никто, естественно, не спрашивал.

Спасибо innatemnikova, без поддержки которой я бы это не выложила)

Ахтунг: мелодрама та еще. Дите очень альтернативное, и в "Смутном времени" не появится.

Человек из прошлого

Центр Империи - планета, без преувеличения, завораживающая. Особенно если смотреть на нее с высоты аэротрассы, проходящей по самому верхнему уровню столицы: стоит только выглянуть из окна машины, и перед глазами раскинется горящая многотысячными огнями, окутанная разноцветным туманом голографической рекламы, сверкающая величественными, невероятной высоты небоскребами картина, которой, казалось бы, не место в этой галактике - слишком прозаичной и обыденной для столь фантастического зрелища.

Именно таким Центр Империи предстает туристам и состоятельным приезжим. Жители столицы же лишь равнодушно пожмут плечами в ответ на восторги иномирян, почти наверняка почувствовав толику снисходительного пренебрежения: провинциалы, что с них возьмешь?

Исанн Айсард, директору Имперской разведки, до простиравшегося за окном великолепия не было ровным счетом никакого дела. Только что закончился очередной безумный день, и женщине не терпелось вернуться домой, чтобы урвать хоть несколько часов отдыха.
Вот уже полгода как гражданская война, совсем недавно грозившая разорвать Империю на части, понемногу стихала. Бился в агонии обезглавленный Альянс за восстановление Республики - лишившийся ключевых лидеров и источников финансирования, задыхающийся без ресурсов и боеспособного флота... не так давно это казалось лишь отдаленной перспективой. В какой-то момент - даже, страшно сказать, мечтой. Но вот уже несколько месяцев Исанн не столько занималась борьбой с восстанием, сколько разгребала последствия этой борьбы.

Война сильно потрепала Империю, что верно, то верно. Еще много времени уйдет на то, чтобы исправить вред, причиненный этой повстанческой заразой. Еще много бессонных ночей, изматывающей работы по двадцать часов в сутки... но кому сейчас легко?

Исанн усмехнулась, и игра светотени пугающим образом исказила ее черты: углубила ранние морщины, подчеркнула остроту скул и впалость щек, превратила благородную бледность кожи в болезненную.

Как же быстро пьянящее ощущение триумфа, оказывается, может смениться смертельной усталостью. Почти мгновенно смениться, задохнувшись под грузом не столь масштабных, но оттого не менее серьезных проблем.

Аэромобиль тем временем приближался к одному из небоскребов. Как и большинство других зданий в Правительственном районе, он располагался на значительном отдалении от ближайших строений: жители Корусканта умели ценить свободное пространство как никто другой - а обитатели элитных кварталов могли себе эту роскошь позволить.

Шофер мягко посадил машину на парковку и заглушил двигатель. Исанн терпеливо дожидалась, пока он распахнет перед ней дверь и подаст руку. Все движения - четкие, даже скупые, без лощености, какая порой проскальзывает у профессиональных лакеев. Коим этот человек, способный провести аэромобиль под обстрелом и скрутить в бараний рог всякого, кто имел неосторожность покуситься на жизнь начальницы, не являлся.

Отпустив шофера, женщина поспешно зашагала ко входу в пентхаус. Ночь выдалась довольно прохладной и ветренной; двух корускантских лун практически не было видно за сизыми тучами. Что-то зачастила метеослужба с дождями и сыростью. Это уже начинало раздражать.

Холл встретил ее привычной гулкой тишиной. Автоматически зажглись лампы, вмонтированные в потолок, и в их свете заиграла золотом богатая роспись - вязь причудливых узоров, гармонирующая с отделкой стен и отражающаяся на гладком, словно зеркало, полу из темного арбрийского дуба.

Кого-то эта роскошь могла повергнуть в шок, но Исанн пересекла холл, не задерживаясь. Даже шаг ускорила, чувствуя подступающую слабость: сходило на нет действие энергетика. Хорошо бы оказаться в постели до того, как она начнет валиться с ног от усталости. Уже сейчас подъем на второй этаж показался ей немногим легче пробежки по спортзалу с усиленной гравитацией.

Длинный, устланный мягкой ковровой дорожкой коридор кажется бесконечным. Как назло, ее спальня - чуть ли не в самом его конце, за гостевыми комнатами, бывшей спальней родителей, детской...

Тихий шорох открывающейся двери заставляет резко обернуться.

- Здравствуй, мамочка, - детский голосок звучит робко, даже опасливо. Девочка нерешительно переминается с ноги на ногу, готовая в любой момент юркнуть обратно в комнату. Огромные темно-карие глаза на смуглом лице смотрят неуверенно и немного виновато.

- Почему не спишь?

Вопрос прозвучал даже резче, чем Исанн намеревалась: сказывалась усталость и накопившееся за день раздражение.

- Я... - девчушка закусила губу. Сжала кулачки, комкая тонкую ткань ночной сорочки. - Просто поздороваться хотела, мамочка. Извини.

Вся сжалась, будто удара ждет. Нет, это уже даже не смешно: кем этот ребенок ее считает?

Женщина скривилась: в висок будто кто-то гвоздь вогнал и методично продолжал его забивать.

- Живо в постель, - она устало махнула рукой. - В школу завтра будет тяжело вставать.

Дежурные фразы, будто из универсального "детско-родительского разговорника". Не то чтобы Исанн требовалось что-то еще: играть в заботливую мамочку она не собиралась. Не было ни времени, ни сил, ни желания.

Больше не удостоив дочь и взглядом, она направилась к себе. Из-за слабости и головокружения приходилось придерживаться за стену.

Давала же себе зарок не принимать энергетики! Но при ее ритме жизни каф вряд ли поможет.

- Завтра выходной, мама, - раздался ей в спину тихий голосок. Но Исанн его уже не слышала, закрывая за собой дверь спальни.

* * *

Агнесса потопталась на пороге еще некоторое время. Смотрела на дверь напротив, надеясь... на что? Что мама сейчас выйдет и заботливо спросит, все ли у нее хорошо?

Глупости какие. Мама слишком устала для этого. Она всегда либо слишком устала, либо слишком занята. Либо зла, и тогда ей лучше и вовсе на глаза не попадаться.

Девочка шмыгнула носом. Обиженно, почти зло.

Ей очень повезло. Ей следует быть благодарной. Она рождена вне брака, но мама все равно заботится о ней и не пытается скрыть ото всех. Она не бросила свою дочь, хотя дедушка пытался заставить ее это сделать.

Значит, она ее любит. Иначе не забрала бы из приюта.

Агнесса часто это повторяла. Особенно когда было плохо. Но, сказать по правде, легче от этих мыслей почему-то не становилось.

Может быть, это потому, что она плохая? Неблагодарная?

А может, и не из-за чего расстраиваться? Сейчас половина четвертого ночи, а мама только с работы вернулась. Конечно, она устала. Ей не до возни с ребенком.

Но ей всегда не до возни. Только на то, чтобы наказать, она еще иногда находит время. А так даже не посмотрит лишний раз.

Жалобно всхлипнув, Агнесса вернулась к себе в комнату. Плюхнулась на мягкую постель. Запустила руку под подушку, нащупывая круглый металлический приборчик - маленький проектор, на котором можно было смотреть разные голоизображения - неподвижные или с нехитрой анимацией.

Это штучку девочка нашла, когда как-то раз тайком пробралась в комнату деда. Не то чтобы ей запрещалось туда заходить, но почему-то Агнесса была уверена: маме лучше не знать, что она там лазила.

Впрочем, комната оказалась довольно скучной: разве что парадный мундир с наградами, который аккуратно висел в шкафу, был классный. Даже красивый. Да еще пыльная шкатулка с женскими украшениями, точно не мамиными: иначе бы они на ее туалетном столике лежали. Наверное, бабушка носила.

Проектор Агнесса нашла, уже собравшись уходить: он стоял себе на прикроватной тумбе, почти незаметный за массивными часами. Он же оказался единственной вещью, которую девочка прихватила с собой. Из-за голографий.

Она частенько рассматривала их - эти картинки из жизни... вроде как ее семьи. Такой счастливой, такой... будто из голофильмов или рекламы.

Агнесса привычно перещелкивала кадры, глядя куда-то сквозь них.

Ее бабушка ушла от мужа. Ее дедушка был жестоким человеком, который приказал отправить в приют родную внучку. Но почему-то на этих старых голографиях мама выглядела очень счастливой.

За окном уже занимался рассвет. Серый и хмурый. А маленькая девочка все любовалась чужой жизнью, представляя на месте мамы - себя, на месте бабушки - маму... только на месте дедушки представлять было некого.

Но и так выглядело здорово.

* * *

К звонкам посреди ночи Исанн была привычна: всевозможные катастрофы вселенского и локального масштабов правил вежливости не знали, а потому нередко требовали к себе внимания в совершенно неурочное время. Комлинк оказался у нее в руке еще до того, как она успела толком продрать глаза.

- Исанн?

Густой бас, раздавшийся из динамика, сначала показался женщине незнакомым. Узнавание пришло через пару секунд. Отозвалось гнилостным привкусом на губах и желанием немедленно сбросить вызов.

- Что тебе нужно?

Резкие, холодные слова. И не подумаешь, что когда-то она была готова улететь с этим человеком на край галактики. Что на протяжении нескольких месяцев зарывалась в работу с головой лишь с одной целью - заглушить боль потери, грозящую свести ее с ума... и все равно по ночам бессильно выла в подушку, думая, что никогда больше не услышит его голос. Каким же родным тогда он для нее был...

А теперь - глухое раздражение. И злоба. Больше ничего в душе не осталось по прошествии этих восьми безумных лет.

- Обойдемся без лишнего официоза? Очень хорошо. Я не хочу разговаривать по комлинку, Исанн. Мой аэромобиль стоит на парковке перед твоим пентхаусом. Надеюсь, ты будешь достаточно любезна, чтобы меня впустить?

Судя по голосу, он и мысли не допускает, что она не захочет с ним ни о чем говорить. Самоуверенный шаак. Не о чем им больше разговаривать... если только он за старое не возьмется, превратив свою планету в новый рассадник терроризма.

Впрочем, получив власть, он резко поумнел. Понял наконец, что это такое - борьба с Империей, и чем она грозит маленьким, но очень гордым планетам. Видно, хорошо на него повлиял тот день, когда он лишь чудом избежал гибели.

- Если у тебя ко мне официальное дело, обращайся в рабочее время. Если нет - нам говорить не о чем. Ты мне все сказал восемь лет назад.
Комлинк больно впился в ладонь. И как у него хватило наглости явиться к ней после всего, что было? После всего, что она пережила по его милости? После того, как эта тварь обзавелась короной, женой и двумя детьми, вычеркнув ее из своей жизни?

- Если настаиваешь, я добьюсь официальной встречи. Я не собираюсь оставлять этот вопрос нерешенным, Исанн. Так или иначе, но тебе придется со мной поговорить.

Спокойная властность. Непоколебимая уверенность в себе. И чуть-чуть завуалированной угрозы. Хорош. Заслушаться можно. Хорошо блефует, учитывая, что рядом с ней он - практически никто. Как директор Имперской разведки она имела куда больше власти, возможностей и авторитета, чем король независимой планетки на границе Дикого космоса.

Но Сельвин всегда был неисправимо упрям. С таким настроем он и впрямь не успокоится, пока не поговорит с ней.
Пусть. Чем раньше она его выслушает и укажет на дверь, тем быстрее он уберется на свой проклятый Дромунд-Каас. Прочь с Корусканта и из ее жизни.

- Хорошо. Я приму тебя через несколько минут.

Он начал что-то говорить, но Исанн уже сбросила вызов. Кинула взгляд на окно и тихо выругалась сквозь зубы.

Восемь лет назад она была бы вне себя от счастья, узнав, что Сельвин жив. Появись он на пороге - в слезах кинулась бы ему на шею, вмиг позабыв, что она, вообще-то, бесчувственная змея (такую репутацию Исанн снискала задолго до того, как стала директором Разведки). Сейчас же встречу с ним она бы с радостью променяла на пару часов сна.

* * *

Агнессе сегодня не спалось. Вот не спалось, и все тут. Она честно выключила свет, забралась под одеяло и поворочалась с час. Или чуть больше. Или чуть меньше. Во всяком случае, вскоре ей страшно захотелось есть: с самого ужина у нее во рту маковой росинки не было, а он был аж в шесть часов вечера.

Для очистки совести полежав еще немного с закрытыми глазами, девочка бодро спрыгнула с кровати. Из комнаты она выбиралась на цыпочках, затаив дыхание и навострив слух: не хватало еще разбудить маму - ругать будет страшно и затрещину-другую наверняка отвесит. Впрочем, стены и двери дома толстые, а ходит Агнесса тихо.

За окнами занималось на редкость хмурое утро. Наверняка под стать целому дню окажется - скучному и невыносимо долгому. Будь погода получше, хоть можно было бы уговорить гувернантку сводить ее куда-нибудь. Но нет, она ж до жути боится, что подопечная простынет по дороге (пусть даже это будет дорога от спидера к какому-нибудь зданию). Значит, весь день придется просидеть дома за всякими дополнительными уроками, периодически прерываясь на книжку или голофильм. Весело-то как. Скорее бы уже двенадцать исполнилось, чтобы мама хоть иногда брала ее на балы и приемы! Правда, мама говорит, что ничего веселого в них нет. Зато там красиво, это уж точно. И нарядные платья Агнесса очень любила.

Замечтавшись, девочка пропустила ступеньку и едва кубарем не полетела с лестницы, лишь чудом успев повиснуть на перилах. Сдавленное "ой" вырвалось немного запоздало, когда ее босые ноги уже крепко стояли на ступеньке.

Второе "ой" было уже мысленное. И куда более испуганное.

Из коридора на нижнем этаже раздавались голоса. Резкие, недовольные. Один - точно мамин. И она была страшно зла. Настолько, что Агнесса побоялась бы к ней подойти даже с каким-нибудь серьезным вопросом вроде плохого самочувствия - подождала бы более подходящего момента. А второй голос был мужским - низким, но красивым. Такие, наверное, у отважных воинов из фантастических книжек должны быть. Но он тоже звучал как-то недружелюбно...

Голоса приближались. Стали слышны шаги - громкий и будто сердитый стук маминых каблуков и тяжелая мужская поступь.

Умом-то Агнесса понимала, что ей надо побыстрее бежать в свою комнату: нечего на глаза взрослым попадаться. Но она не шелохнулась, застыв, будто в ступоре. Почему-то было безумно интересно узнать, что же это за гость такой, и о чем мама будет с ним говорить.

Девочка знала, что такими вещами ей интересоваться нельзя. У мамы очень опасная работа. Иногда ей приходится общаться с очень плохими и опасными людьми. Но она же не собирается попадаться этому человеку на глаза! Так, всего лишь посмотрит издали...

Агнесса устроилась на ступеньке, усевшись на корточки. Прижалась к толстому столбику перил, надеясь, что за ним ее будет не так сильно заметно. Так себе укрытие, конечно, но хоть какое-то! Если маме или ее гостю не вздумается посмотреть вверх, то они ничего и не заметят. Плохо будет, если решат на второй или третий этаж подняться.

Девочка нервно сглотнула. За подслушивание мама и ремнем отхлестать может, особенно если в плохом настроении. А настроение у нее явно хуже некуда...

- Я хочу ее увидеть, Исанн.

Все опасения тут же вылетели из любопытной детской головки. Это кто же такой важный может разговаривать с ее мамой так, будто приказ отдает?! На императора или лорда Вейдера точно не похож. Значит, этот странный дядька похож на дурака. Или все-таки...

Чтобы лучше видеть, что происходит внизу, Агнесса подалась вперед, почти до боли упершись лбом в витой деревянный столбик. Прищурила глаза, присматриваясь. Мужчина был высокий - на голову выше мамы - и широкоплечий. Одет во все черное - только по вороту и рукавам куртки шло золотое шитье.
Может, и правда лорд Вейдер, только без доспехов? Мало ли, как он без них выглядит? Но тогда что он здесь делает?

- Исключено. Если ты только за этим ко мне явился, можешь уходить.

Голос мамы - резкий, презрительный. Слова будто сквозь зубы цедит. Значит, гость все-таки дурак, а не Вейдер.

В этот момент произошло нечто, для Агнессы совершенно немыслимое: мужчина схватил ее мать за локоть и резко дернул на себя. Склонившись к ней так близко, что его черные волосы заслонили ее лицо, прорычал:

- Я никуда отсюда не уйду, пока не увижу своего ребенка! Агнесса - моя дочь, и не моя вина, что ты не удосужилась сказать мне о беременности!

Они говорили что-то еще. Кажется, мама вырвалась, рассерженно шипя что-то вроде: "Ты что себе позволяешь?!"... это прошло как-то мимо Агнессы. Она будто вмиг ослепла и оглохла, не замечая ничего вокруг себя. Голоса слышались ей так приглушенно, будто ее уши были набиты ватой.

Это... это как так? Мама же говорила, что ее папа умер... говорила еще, что дочь была ему не нужна... а тут... ну не может такого быть. Так в сказках только бывает. Не может же этот человек быть...

Девочка зажала ладошками рот, сдерживая пораженный возглас. Но движение вышло запоздалым: и мама, и человек, назвавший себя отцом Агнессы, почти синхронно вскинули головы вверх. Глядя прямо на нее.

Сердце екнуло и рухнуло куда-то в район живота. Дыхание сперло в груди; почему-то слегка затошнило. Короткий взгляд на мать - и в голове вспыхнула паническая мысль: "Убьет".

- Здравствуйте... - непослушными губами пролепетала Агнесса. Поднялась на ноги, дрожа, как лист на ветру. - Мам, прости, пожалуйста...

Девочка понятия не имела, что будет дальше. Но в одном была почти уверена: на сей раз ей извинениями не отделаться.

Мужчина (назвать его "папой" даже мысленно у Агнессы не получалось) неспешно приблизился к лестнице. С улыбкой протянул руку:

- Ну здравствуй, красавица. Спускайся давай, раз уж попалась.

Он говорил очень ласково, с доброй насмешкой. От его слов так и веяло теплом, а рука казалась крепкой и надежной. Агнесса и сама не заметила, как шагнула на ступеньку ниже, робко улыбнувшись в ответ.

Взгляд, случайно брошенный на мать, подействовал как ушат ледяной воды. Девочка застыла на месте. Посмотрела на маму растерянно и виновато, не решаясь больше сделать и шага без ее разрешения.

Лицо женщины немного смягчилось. Самую малость, но все же.

- Можешь спуститься, - холодно произнесла она. - И поздоровайся с гостем как подобает.

Дважды повторять девчушке не пришлось: вниз она сбежала едва ли не вприпрыжку - от чего ее удерживал только строгий взгляд мамы, будто впивавшийся в тело ледяными иголками. А вот с "поздороваться как подобает" вышла проблема: собравшись было присесть в реверансе (книксен был бы уместнее, но уж очень захотелось похвастаться перед мамой умением делать правильный реверанс), девочка запоздало вспомнила о своем внешнем виде. Кружевная ночная сорочка, взлохмаченные косички... хороша леди!

Агнесса почувствовала, как щеки заливает румянец. От этого стало совсем стыдно: неодетая, растрепанная, да еще и красная, как тви'лечка...

Она так и замерла, смущенно кусая губу и переводя тревожно-виноватый взгляд с мамы на... того, кто называл себя ее отцом. Как себя вести, девочка не знала.
Отступивший было страх вновь пополз по коже холодными мурашками: вот сейчас она выведет маму из себя, и та ее прогонит. Так Агнесса и не узнает никогда, действительно ли этот человек - ее папа...

Понять, разозлилась ли мама, было невозможно: она и без того была очень сердита. А вот гость точно не разозлился. И не смотрел на нее осуждающим взглядом. Он... рассмеялся - весело и совсем не обидно. С улыбкой потрепал ее по голове, еще сильнее взлохмачивая косички.

- Чего испугалась, малышка? Я не кусаюсь. Честно-честно.

Издали он показался Агнессе очень суровым. А вот теперь - не казался ничуть: с этой его замечательной улыбкой и добрыми темно-карими глазами... глазами такого же цвета, как у нее. И кожа у него была такая же смуглая...
Агнесса чуть вздрогнула, когда мужчина подцепил пальцами ее подбородок: мама так делала, только когда ругалась. Правда, держала она крепче и гораздо больнее. Он же лишь слегка приподнял девочке голову и долго-долго смотрел ей в глаза - тепло и почему-то грустно. Ласково погладил по щеке - и Агнесса сама не заметила, как стала льнуть к его ладони, глупо улыбаясь.

- Я не боюсь, - совершенно честно ответила она. И, поколебавшись, робко прошептала:

- А вы правда мой папа?

На самом деле, Агнессе уже все было понятно. Тут и спрашивать незачем, у него же все на лице написано! А еще она чувствовала, что это не может быть ошибкой или ложью... ну вот просто не может, и все тут!

Ведь не может же?!

- Правда, - ответила вместо гостя мама - таким тоном, будто обвиняла того в тяжелейшем из преступлений. - Это значит не так уж и многое, Агнесса.

Волшебство растаяло, будто замечательную и добрую сказку вдруг переключили на новости с передовой.

- "Не так уж и многое"? - папа резко обернулся. Из его голоса вмиг исчезла вся теплота и мягкость: теперь он гремел, будто раскаты грома. - Может, хотя бы это ты за девочку решать не будешь?

Агнесса испуганно дернулась. Рефлекторно сделала шаг назад, но отец крепко стиснул ее плечо - сильно, почти до боли. Девочка сдавленно пискнула, и хватка тут же ослабла; папа даже успокаивающе погладил ее по голове другой рукой.

Агнесса только сжалась еще сильнее - растерянная, напуганная и ничего не понимающая. Почему они так относятся друг к другу? Почему мама смотрит на папу таким взглядом, от которого хочется съежиться и забиться в угол потемнее? Почему папа, только что бывший таким добрым и ласковым, сейчас снова стал таким... злым? Прямо как в тот момент, когда кричал на маму, требуя показать ему дочь...

- Я ее мать, Адан, - имя она почему-то произнесла с едкой насмешкой, - и не хочу, чтобы Агнесса после твоего ухода мучилась глупыми и опасными иллюзиями.

- О каких иллюзиях ты говоришь? Не знаю, что ты успела себе придумать, но я просто хочу увидеть своего ребенка.

- Увидел? А теперь покинь нас, будь так любезен. Думаю, мы с тобой люди достаточно приличные, чтобы не устраивать сцен.

И тут Агнессу как острой иголкой кольнуло, выдергивая из ступора. Страх и растерянность отступили; все вопросы вмиг стали казаться глупыми и совершенно не важными по сравнению с тем, что сейчас папа может уйти, и Агнесса никогда его больше не увидит.

- Но я не хочу, чтобы он уезжал! - воскликнула девочка и запоздало ужаснулась: она повысила голос в присутствии мамы, да еще и посмела ей перечить! Но испуг тут же был загнан куда подальше: ее родного папу сейчас прогонят, а она будет молча наблюдать, потому что наказания боится?! - Мамочка, разреши ему остаться хотя бы ненадолго! Пожалуйста-пожалуйста!

На глаза навернулись слезы, и Агнесса тут же утерла их кулачком: нечего папе думать, будто она какая-то плакса!

- Пожалуйста, мамочка, - повторила она тише, глядя на мать преданно и умоляюще.

С тем же успехом она могла бы попытаться растопить карбонит зажигалкой.

- Агнесса, мы с тобой позже поговорим. А пока иди к себе.

- Но...

Обычно Агнесса слушалась беспрекословно. Особенно когда мама говорила таким тоном: спокойным не потому, что она не злилась, а потому, что кричать пока не хотела. Но сегодня Агнесса вообще натворила много чего, на что вряд ли бы осмелилась в любой другой день.

- Иди, - с нажимом повторила мать, недобро сверкнув глазами. - И не вздумай выйти без моего разрешения.

Девчушка подняла взгляд на отца, отчаянно прося поддержки. Он ведь скажет маме, чтобы она ее не прогоняла?! И уговорит разрешить ему остаться хотя бы на пару часов. В конце концов, они же когда-то любили друг друга... ведь любили?

Удар пришел, откуда Агнесса его совсем не ожидала: папа похлопал ее по плечу и слегка подтолкнул вперед.

- Иди, малышка. Нам с мамой сейчас нужно очень серьезно поговорить наедине, так что не зли ее. Ты же не хочешь, чтобы она меня загрызла? Глянь, как глазами сверкает.

Поняв, что поддержки ждать неоткуда, девочка сокрушенно понурила голову.

- Мамочка, ты ведь дашь нам с папой немного поговорить? Хотя бы совсем чуть-чуть?

"Нет" из уст мамы обычно означало окончательный и бесповоротный отказ, после которого хоть на колени становись - все равно не поможет. Но, видимо, сейчас что-то было такое во взгляде и умоляющем голосе Агнессы, что заставило смягчиться даже ее.

- Посмотрим.

В свою комнату девочка поднималась, почти окрыленная: "посмотрим" - это все-таки не "нет".

* * *

Она стояла напротив огромного панорамного окна - точеный темный силуэт на фоне грязновато-розового неба и небоскребов, пронзающих тучи мрачными серыми шпилями. Статная и величественная, как королева. Прекрасная, как дама с картины безбожно льстящего и без того красивой клиентке портретиста. Холодная и совершенно чужая - будто и не ее он когда-то любил больше жизни, ласкал жаркими ночами и был готов голыми руками порвать любого ее обидчика.

Отправляясь на Корускант с дипломатическим визитом, Адан опасался, что стоит ему увидеть свою бывшую возлюбленную и бывшего же смертельного врага - и старые чувства вновь вспыхнут пламенем не хуже напалмового. Вмиг вернется и ненависть к женщине, уничтожившей его старую жизнь, в которой он еще звал себя Сельвином Вельном, и любовь к той, что была его единственной радостью на протяжении того безумного кровавого месяца.

Видимо, у любви все же есть срок годности. Или идиотизм с годами лечится.

- Зачем ты пришел?

А все-таки голос у нее восхитительный: хрипловатый, но не низкий и отнюдь не грубый. Помнится, он любил смотреть на нее, когда она говорила о чем-то: не слушая слов, но наслаждаясь их звучанием, любуясь движениями полных губ, ловя взгляд разноцветных глаз... а вот на ее тело он смотрел редко - предпочитал зрительному образу тактильные ощущения.

Адан встряхнулся, сбрасывая наваждение. Все-таки сидело что-то глубоко в памяти - тоска по утраченному прошлому, по мертвецам, оставшимся там... по себе самому, каким он был восемь лет назад. И по женщине, которой никогда не существовало на самом деле.

Ностальгия, не более - по временам, дряннее которых Адан не знал и искренне надеялся, что знавать не придется. Он не затем решил провести лишний день на этой насквозь прогнившей планете, чтобы воспоминать о совершенных когда-то глупостях.

- Я уже сказал тебе, зачем. У тебя растет моя дочь.

Неужели эта женщина надеется, что он использовал ребенка как предлог, чтобы поговорить с ней наедине? Напрасно, если так. Агнесса - вот и все, что хорошего вышло из их отношений. Но девочка и впрямь замечательная: умненькая, красивая и с характером - видно, что мать ее в ежовых рукавицах держит, а дите все равно настоять на своем не боится!

Его дочурка. И никаких тестов не нужно, чтобы в этом убедиться, и никакой Силы (которая на Корусканте ощущалась как мелкий и грязный ручеек: воды из него много не зачерпнешь, да и зачерпывать противно).

- Твоя дочь? - переспросила Исанн с хриплым смешком, резко оборачиваясь к собеседнику. - Нет, Сельвин. Она не твоя. Ты потерял всякое право называться ее отцом восемь лет назад.

- Не я вонзил нож тебе в спину, - Адан чувствовал, что снова начинает закипать. Она еще имеет наглость обвинять его в чем-то! - Не я одной рукой обнимал тебя, а второй посылал карательные отряды на твоих людей!

- А без патетики? Я уж думала, ты это перерос. А жаркие речи меня давно уже не возбуждают.

Она улыбалась - холодно и без тени веселья. Скорее даже растягивала губы в оскале, потому что улыбкой это выражение язык не поворачивался назвать.

Интересно, сейчас хоть что-нибудь способно возбудить эту змею, кроме мучений пленников? Нездоровая страсть госпожи директора к чужой боли была фактом довольно известным.

Отвлекшись на посторонние мысли, Адан почувствовал, как понемногу ослабевает разгоревшаяся было ярость. На Дромунд-Каасе, где за Силой даже не надо было тянуться - она сама просилась в руки - он очень быстро научился обуздывать злость: уж очень разрушительный эффект она могла произвести, вырвавшись из-под контроля.

- Можно и без патетики, Исанн, - произнес он совершенно спокойно. - Я не знал. Скажи ты мне, что у нас будет ребенок...

- Если бы я сама знала, хочешь сказать? Ничего бы не изменилось. Ты все равно бы сел за штурвал того транспортника и понесся взрывать ту орбитальную станцию. Вместе со мной и нерожденным ребенком. Ты был фанатиком, Сельвин. Ты бы посчитал Агнессу своим позором - прямо как мой отец. В своей твердолобости вы с ним были очень схожи.

А ведь очень хочет уколоть побольнее! И еще лет пять назад у нее бы это, скорее всего, получилось. Но... был, чего тут отрицать. И, вполне возможно, к дочери - крови врага, отродью предательницы - отнесся бы именно так. Особенно в том состоянии, в каком он тогда пребывал.

- Вижу, сейчас ты стал умней, - продолжила Айсард до отвращения надменно. - Именно поэтому я с тобой разговариваю, а не попросила охрану вежливо выпроводить тебя вон. И вот, что я тебе скажу: оставь мою дочь в покое. Убирайся на свою новую драгоценную родину, к своей желтоглазой красотке-жене и детишкам. Им ты нужен. Агнессе - нет.

Адан покачал головой, скрывая грустную усмешку. Неужели она решила, что он собирается бороться с ней за право воспитывать дочку? Или как минимум докучать своим частым присутствием? Видимо, любая мать теряет разум, когда дело касается ее ребенка. Агнесса - девочка замечательная, это видно. Он бы наверняка любил ее... не стань она ему чужой еще до рождения.

- Нет, Исанн. К сожалению, все наоборот. Девочка была мне рада. Но моей жене нужен муж, детям - отец, а планете - правитель. Я не могу тратить время на Агнессу, даже если бы ты вдруг решила мне это позволить.

- Тогда зачем ты явился?

- Она все-таки моя дочь, - Адан равнодушно пожал плечами. - Я не мог улететь с Корусканта, не увидев ее. Не убедившись, что у нее все хорошо. Жаль, конечно, что девчушка слышала наш разговор. Я вообще не хотел говорить, кем ей прихожусь.

От этих слов на душе стало гадко: причинять малышке боль не хотелось. Она так радовалась ему, так уговаривала мать разрешить ему остаться... еще тогда он почувствовал себя предателем, а сейчас это чувство отчего-то усилилось десятикратно. Теперь у него нет права уйти просто так - не сейчас, когда дочь так ждет его.

- Так уходи. Тебе нечего здесь делать.

Скорее всего, слух подвел его на мгновение. Не могла же в голосе Снежной королевы промелькнуть... горечь?

Айсард молча наблюдала, как он приближается к ней. Наблюдала, не шелохнувшись, с поистине царственным спокойствием. Красивая, как и прежде... а ведь она действительно почти не изменилась. Сейчас, в рассветном полумраке, скрывающим ранние морщины и сглаживающим заострившиеся черты лица, она казалась почти такой же, как и восемь лет назад... если не смотреть ей в глаза. Вот во взгляде не осталось ничего от той веселой, полной жизни красавицы, какой была Сиена Джайлз. Какой была Исанн Айсард... точнее, была какая-то ее часть, скрытая от посторонних глаз и тихо чахнувшая за маской хладнокровной разведчицы - за ненадобностью... но она была мертва. Скорее всего, именно восемь лет, над орбитой Рутана, и погибла. Как погиб Сельвин Вельн - человек, которым Адану Рессевену иногда очень хотелось стать вновь.

Адан и сам не заметил, как протянул ладонь и крепко стиснул ее пальцы - но, что удивительно, она не отпрянула. Застыла, будто зачарованная; глядя на него огромными, почти черными из-за расширившихся зрачков глазами.

- Мне нужно поговорить с Агнессой. Один раз. После этого я уйду. Обещаю.

Он почти чувствовал ее дыхание на своем лице. Видел, как часто вздымается грудь, затянутая в синий бархат, как напрягаются мышцы на изящной шее...

- Обещаю, - шепотом повторил Адан. А его рука уже тянулась к локону, чернеющему на обнаженной ключице...

И в этот момент женщина не просто отпрянула - шарахнулась в сторону. Отошла к окну, обхватив себя руками и часто дыша.

- Убирайся, Сельвин, - процедила она, сердито оправляя одежду. - Или ты решил покопаться в том, что осталось от наших отношений? Зря. Старые трупы обычно крайне неприглядны.

- Так ты дашь мне спокойно поговорить с Агнессой?

Он и сам тяжело дышал, тщетно пытаясь унять бешеное сердцебиение. Хотелось плеснуть в лицо ледяной воды - кожа, казалось, пылала.

"А все-таки сидит что-то такое в памяти... и на ностальгию это уже не похоже".

- Иди, - ее голос все еще был более хриплым, чем обычно. - Поговори с девчонкой и убирайся прочь.

Адан смотрел на нее еще несколько секунд, проглатывая вертящиеся на языке слова. Глупые слова - бывшие уместными восемь лет назад, но не сейчас. А потом просто развернулся и зашагал прочь из гостиной, ни разу не обернувшись назад.

"Она права. Старые трупы и впрямь имеют очень неприглядный вид - а между нами их слишком много".

* * *

Вообще-то, Агнессе не разрешалось сидеть на подоконнике. Это был один из немногих запретов, которые девочка нарушала регулярно: она не виновата, что окно в детской расположено так высоко! А сейчас этот глупый (нет, ну правда же - глупость!) запрет волновал ее меньше, чем когда-либо: окно выходило на парковку, на которой с минуты на минуту должен появиться папа. Пока же девочка не сводила глаз с его аэромобиля, одиноко стоявшего на дюрастиловой площадке: ей казалось, что он улетит, стоит только отвернуться.

Ждала она уже достаточно долго: папа попрощался с ней минут десять (если не все пятнадцать) назад, а на улицу до сих пор не вышел. Видимо, с мамой о чем-то разговаривает. Девочке ужасно хотелось прокрасться вниз, чтобы узнать, о чем, но злить маму не хотелось: и так, скорее всего, от нее за сегодняшнее достанется.

Впрочем, Агнессу это расстраивало не слишком: кто знает, смогла бы она поговорить с папой, если бы сегодня утром тихо сидела у себя в комнате. А теперь у нее еще и номер его комлинка есть! Правда, звонить по нему можно не очень часто и обязательно тайком от мамы.

От одной мысли об этом у девочки стыдливо запылали уши. Обычно, когда она пыталась что-нибудь скрыть от мамы, это кончалось плохо: быстрым разоблачением и, почти всегда, наказанием. Но ничего, этот свой секрет она будет хранить очень хорошо. Агнесса покрепче сжала в кулачке мятый листок флимсипласта. Надо бы сделать несколько копий - на случай, если мама найдет и отберет.

И чего они с папой так друг на друга злятся? Папа ничего ей объяснять не стал, как она ни пыталась его разговорить. Все отшучивался. А мама наверняка отмахнется со своим вечным "не приставай с вопросами" - если вообще не запретит говорить об отце.

Девочка поерзала, устраиваясь поудобнее. Прислонилась лбом к окну и провела пальцем по транспаристилу, вычерчивая невидимые узоры. На душе вдруг сделалось ужасно тоскливо - чуть ли не до слез. С папой они пообщались всего ничего, а ему уже улетать пора. И на Корускант он в ближайшее время возвращаться не собирается... скорее всего - даже в ближайшие несколько лет. У него очень-очень много дел, прям как у мамы. А еще другие дети. Ее младшие брат с сестрой, которых он наверняка любит гораздо больше. Папа ничего такого не говорил, но Агнесса же не дурочка... ее он сегодня в первый раз увидел, а их - всю жизнь растил.

Задумавшись, она едва не упустила момент, когда папа вышел на площадку. Девочка тут же встрепенулась и принялась махать ему рукой - и радостно улыбнулась, когда он поднял на нее взгляд и помахал в ответ.

Правда, улыбка ее была не такой беззаботной, какой могла бы быть еще пару минут назад. Но все-таки Агнесса продолжала улыбаться даже после того, как аэромобиль оторвался от площадки и стал стремительно набирать высоту.

Еще день назад у нее не было папы, а сегодня - есть, пусть и где-то далеко. И этого девочке было вполне достаточно, чтобы чувствовать себя куда более счастливой, чем вчера.

* * *

На прощание они обменялись сдержанными кивками. Даже слова друг другу не сказали - это было ни к чему. Им давно уже не о чем говорить. Или же наоборот - слишком много накопилось тем, общаться на которые не было желания ни у нее, ни у него.

Исанн равнодушно наблюдала, как аэромобиль Сельвина постепенно исчезает вдали, затерявшись среди бесконечного транспортного потока. Ушел - и скатертью дорога. Нечего ворошить прошлое, компрометирующее и неприятное как для нее, так и для него. Что до той странной вспышки эмоций... подсознание иногда выкидывает дикие шутки.

Бросив взгляд на комлинк, женщина удивленно хмыкнула. Семь утра - и до сих пор ни одного пропущенного вызова. Странно, раньше проблемы выходных дней не признавали. Возможно, это неплохой повод самой вспомнить об их существовании... ну, или появиться в штабе хотя бы на час-полтора позже обычного - что казалось куда более реальным.

Ах, да. Еще следовало зайти к дочери и выяснить, что ей наговорил Сельвин. Не хватало только с неадекватным поведением девчонки разбираться после этого милого, пусть и кратковременного воссоединения. Черта с два она позволит Сельвину хоть как-то влиять на ребенка, на которого в свое время было потрачено столько времени и нервов!

Наверх Исанн поднималась, кипя от вновь вспыхнувшей злости на бывшего любовника. Да и на себя - за то, что не выставила его вон немедленно, избавив себя тем самым от лишней головной боли.

Когда она переступила порог детской, Агнесса едва не свалилась с подоконника, испуганно ойкнув. Спрыгнула на пол и тут же принялась увлеченно рассматривать кружевные узоры на подоле ночной сорочки.

- Мам, я... - виновато начала она, но Исанн оборвала ее сбивчивые оправдания взмахом руки. Присев на постель, подозвала к себе:

- Подойди, Агнесса.

Девочка сделала пару робких шагов вперед и застыла напротив нее. Склонила голову, глядя на мать со смесью робости и любопытства.

- Присядь.

Агнесса несмело пристроилась рядом. Сжалась, опустила плечи. Потянулась было к кончику косички, но, опомнившись, благовоспитанно сложила руки на коленях.

- Спасибо, мамочка, - неожиданно подала она голос. - За то, что разрешила с папой поговорить. Он... хороший, - пискнула девочка и тут же испуганно умолкла, заметив, как недобро сощурились глаза Исанн. Неожиданно встрепенулась, вскинула голову, решительно отбрасывая косички за спину:

- Но ты все равно лучше, - выпалила она, широко распахнув глаза - видимо, для пущей убедительности. - Ты обо мне всю жизнь заботишься, хотя тебе некогда и тяжело. А он только появился и тут же уехал.

Не успела Исанн отойти от этого откровения, как Агнесса, набрав в грудь побольше воздуха, крепко обхватила ее за талию. Уткнулась лбом ей в грудь и плотно зажмурилась - не то от избытка чувств, не то ожидая гневной отповеди.

- Я тебя люблю, - прошептала девочка совсем тихо - и вздрогнула, когда ладонь Исанн легла ей на макушку. По мере того, как женщина ласково перебирала волосы Агнессы, плечи девчушки становились все менее напряженными, а дыхание - беспокойным.

Исанн промолчала - только покрепче прижала дочь к себе. Любит она... но вместо саркастической усмешки на губах почему-то появилась едва заметная, но искренняя улыбка.

А ведь она все-таки привязалась к ней. К этому назойливому существу, этой обузе, этому постоянному напоминанию о прошлых ошибках и слабостях, которое Исанн почему-то так и не смогла оставить в приюте.

Да кого она обманывает... любит она эту девчонку. Полюбила с первого дня, как увидела ее - визжащий окровавленный комок, который уносила прочь от нее акушерка с каменным лицом. Недаром одно лишь воспоминание об этом до сих пор заставляло Исанн сжимать кулаки в бессильной ярости.

Что ж, если хоть кто-нибудь попытается снова отнять у нее дочь, Исанн наглядно покажет этому самоубийце: есть множество способов заставить кого угодно молить о смерти, словно о величайшей милости.

- Я тоже тебя люблю, малышка, - прошептала она, впервые в жизни целуя дочь.

Поддержка правда, выражалась в наглом вымогательстве проды, и в поддержке идеи про ребенка Исанн от Сельвина, рочему тог показавщейся автору безумной в начале..
А эту встречу я очень хотела. Вот только ждать мне ее пришлось бы долго в обычном варианте.
Исанн Исард, уже не агент уже Госпожа Директор Сиба.
И Сельвин уже не принц, и террорист, а король.
Они повзрослели, многое пережили, вот только все равно хочется на секунду вернуться в шкуру тех самих себя, но правда те люди уже мертвы, Сиена или агент Исанн убивала то, ради чего жила Сельвин, и Вейн, который хотел отнять ее жизнь, заодно кстати с нерожденным ребенком, ибо мог посчитать это позором.

И посреди всего этого Агнесса- плод любви этих двоих и напоминание ошибок.
Чистый умный ребенок, который хочет чтоб ее любили. И любит и понимает маму. Маму, которая когда то из-за ее дедушки оставила ее в приюте. Но ребенок понимает и принимает это.

Сильная девочка, наверное это у нее от мамы, или от обоих родителей.

А вот за это огромное при огромное спасибо.
Я этого ждала всю зарисовку, я на это надеялась
Единственная претензия, мне жаль, что Агнесса только в альтернативной версии, слишком живой она персонаж,так что считаю это не справедливым.

Вот без этого бы и не взялась за зарисовку, она так в голове бы и осталась)



Мне самой хотелось ее показать немного поскорее, и чуть с другого ракурса, чем будет во "Времени")



Очень рада, что получилось показать именно повзрослевших героев) Им бы действительно хотелось бы многое вернуть, они тогда счастливее были - несмотря на то, что у того же Сельвина жизнь была "веселая" до жути.



Ну, приюта она почти не помнит, совсем маленькой была. Так что конкретно на это обиды не было)



Да уж, есть в кого)



Пожалуйста)) Само как-то получилось, и так, что не сотрешь)))



Возможно, набросаю еще пару зарисовок с ней, ибо самой жалко) Просто во "Время" она как-то не идет, там и так слишком много событий планируется.

Да... Этот рассказ не выбивается из обычного стиля автора: все четко и вместе с тем емко. Герои живут, а не существуют. Я почему-то не ожидала такого сюжета, и тем приятнее сюрприз.
В каноне и в фанфиках образ Исард как правило остается без изменений. Холодная бесчувственная ведьма. Что еще хуже - бесцветная. А здесь, поначалу, кажется так и есть, но вот всего несколько слов, и бесцветная сущность по имени Исанне Айсард вдруг наполнилась жизнью, задышала, задвигалась. Ощущение удивительное. Огромное спасибо за это Annanaz и надеюсь, это не последнее ее отступление от основной темы.

Я сама от себя такого сюжета не ожидала



На самом деле, холодная бесчувственная ведьма она и есть... на работе, где мы ее в каноне и видим) Не думаю, что повстанцам и ее политическим соперникам сильно интересно, что она, вообще-то, тоже человек - а именно с их точки зрения она в каноничных произведениях и показана. Отсюда и однобокость образа.



Старалась) Очень рада, что получилось живо и при этом не очень ООС-шно)



Пожалуйста, и огромное спасибо за теплый и обстоятельный отзыв))) Отступления, скорее всего, еще будут, но вот какие именно - не знаю)

Это подтверждает только, что ничто человеческое героям ЗВ не чуждо. Даже Исард.
Ведь забрала же ребенка, вопреки желанию отца.

В тексте не указано, но ее отцу на тот момент уже все равно было. Скорее уж вопреки здравому смыслу, как ей самой казалось)

Значит, катастрофа на Эндоре не состоялась... Уже хорошо;)

Эта сценка, не побоюсь сказать, великолепна. Несколько будничных фраз, а перед нами уже раскрывается вся картина непростых взаимоотношений матери и дочки.

Ого! И каким же это образом Вельна допустили к власти? После всего, что он натворил? Уж не будет ли об этом пару слов в "Смутном времени"?
"Читает дальше" Да никак Рутан стал независимым! Видно, не без помощи Альянса. Ну-ну.
"Читает еще дальше" Стоп, так он на Дромунд-Каасе обосновался?! Ничего себе!

А девочка уже неплохо ориентируется в имперской правящей верхушке. А что, в ее ситуации нормально.

Прямо как в фильме "Москва слезам не верит". Папа о доченьке вспомнил - и пятнадцати лет не прошло

Все-таки Сельвин решил не обрывать все концы с дочкой. Может, и правильно: политика в Империи - дело опасное, а случись что с Исанн, девочка останется никому не нужной. А так - хоть кто-то еще у нее будет в этой галактике.

А вот и настоящий хэппи-энд;)
Спасибо за такой прекрасный рассказ!

И не состоится) Сначала думала совсем по канону "Смутное время" писать, но потом решила, что пусть все-таки лучше AU будет)



Спасибо))) Отношения у них действительно непростые - уж очень тяжелый характер у матери, да и обстоятельства появления дочки на свет не самые приятные.



Обосновался он на Дромунд-Каасе, и весьма неплохо. Правда, само решение было принято не сказать чтобы совсем добровольно) Во «Времени» этому будет не одна глава посвящена.



Да, базовые знания о том, "кто есть кто в этом серпентарии" Агнессе совершенно необходимы, учитывая, какую должность ее мать занимает.



Для Сельвина дочка тем еще сюрпризом оказалась) Знал бы - приехал бы раньше... и, вполне возможно, кончилось бы все хуже: сейчас и воспоминания несколько потускнели, и дури у них с Исанн поубавилось.



Для него вообще родственные связи очень важны - рутанское воспитание все-таки в голове сидит и никуда уходить не собирается. Ну и для девочки так действительно лучше, так что действия Сельвина на сей раз если чему и вредят, то только душевному спокойствию Исанн)



Вам спасибо за такой теплый и подробный отзыв)))

О, какой замечательный рассказ! Прочитала уже некоторое время назад, а он меня не отпускает, держит. Спасибо!

Вы замечательно пишите. Я уже говорила:) но это так вкусно, что можно и повторить)))

Герои такие яркие, настоящие. И описание мира, обстановка, залюбуешься. Тот же Корускант, вроде несколько предложений, а он уже не просто слово, он начинает по-настоящему жить в воображении.

Я каюсь, я так и не прочитала "Тени нестабильности" и "Смутное время", не потому что не понравилось - наоборот! начало очень даже заинтриговало, просто так получилось, что я как-то последнее время почти ничего не читала.
А теперь история заинтриговала меня уже совершенно, так что с удовольствием туда вернусь.

А Агнесса появится еще где-нибудь? Было бы интересно последить за ее судьбой, очень.

И еще, я, возможно, уже спрашивала, но все же: у вас в профиле стоит "18 лет", это правда? Потому что пишите вы словно вам, как минимум, лет на десять больше. Эмоционально зрело. Я думала, такое только с жизненным опытом приходит.

Алита, спасибо вам огромное за теплые слова! Очень приятно, особенно то, что вам понравились герои - практически все оригинальные, кроме Исанн, да и та предстает в несколько нетипичной для себя роли) И, конечно, очень интересно ваше мнение об основных фанфиках)




Я задерживаю проду "Смутного времени" именно из-за того, что пишу еще одну зарисовку с ее участием Правда, сюжетная линия нового рассказа никак не связана с этим, и даже, может быть, во многом с ним не стыкуется.



Спасибо) Мне вот вечно кажется, что я с надрывом перегибаю) А возраст настоящий)

Вот, я как раз хотела спросить, придуманный Сельвин или где-то в РВ он есть? Интересный персонаж))) Впрочем, для меня и Исанн оригинальная, я про нее только в фанфиках читаю.




Ура! ждем. Мне, вот, интересно папочка все-таки проявится хоть как-то еще раз в ее жизни? А то взбаламутил воду и улетел, посмотреть ему, видите ли, захотелось))

На самом деле, очень горькие слова были о том, что ребенок стал ему чужим еще до рождения, особенно на фоне эмоций девочки.




Да нет, мне кажется вполне нормально. Во всяком случае здесь. Да и читателям нельзя скучать давать)))

Встреча Исанн и Адана прописана жизненно. Когда шаг навстречу, друг к другу, и пять назад, когда по прошествии лет нечто неожиданно всплывает между людьми, какая-то память, тоска, но слишком много уже "между".

И Агнесса вполне, я ей верю. У меня сын, десяти лет, такой же эмоциональный и рассудительный, добрый, совестливый, ласковый, и в то же время упрямый, очень даже может громко заступиться за свои "человеческие права")))
А девочки часто вообще более умненькие. И чувствуют все тонко, звонко.

И последняя сцена, конечно, замечательная. Там где Исанн поцеловала дочку. Встретились два одиночества. Я не уверена, к сожалению, что этот поможет с одиночеством справиться... Но, возможно, в их отношениях что-то и поменяется к лучшему.

Кто его знает, может, и проявится



Девочка-то не знает, что между ее родителями в свое время произошло. Сельвину еще повезло, что его вообще подпустили к ребенку (впрочем, и не подпустили бы, если б не его нахрапистость).



Спасибо))) К сожалению, все может и на круги своя вернуться, когда "внешняя угроза" исчезнет и эмоциональный накал спадет. А может, действительно положительные сдвиги будут.

Я думаю, память останется. Хотя конечно, дети просто так любить не будут. Любую любовь можно убить, я думаю, и детскую, в том числе. Исард просто не понимает чем она рискует.

И еще один фанфик с участием Агнессы. И снова спасибо огромное innatemnikova за поддержку и творческие пендели)

Приоритеты

Директору Имперской разведки чужды нормальные человеческие эмоции. Ничто не имеет для нее значения, кроме блага Империи и собственной власти. Миф, в который свято верит большинство ее врагов и союзников. Миф, в который почти поверила она сама. Миф, в который отчаянно не хочет верить ее дочь - незаконнорожденный ребенок, признанный из-за сиюминутной слабости. Но правда ли жизнь дочери ничего не значит для Снежной королевы? В галактике немало людей, что не прочь проверить мифы на истинность...


Часть 1

Холодно, ужасно холодно. Холодный воздух, пропахший невкусной едой с кухни. Холодные белые стены. На одной из них висят рисунки - вроде бы веселые и яркие, но почему-то очень унылые. Вытертый ковер на холодном сероватом полу. Холодный и жесткий диванчик, на котором ее заставили сидеть и ждать.

Ждать - чего? Зачем ее сюда привели? Что она такого сделала?!

Вспотевшие ладошки комкают ткань платья - слишком яркого, слишком красивого для этого хмурого места. Сердце бьется в груди так, что кажется, будто вот-вот выпрыгнет. Хочется кинуться в кабинет директрисы, подбежать к маме, крепко ухватиться за ее руку и потянуть прочь отсюда - домой, скорее домой! Уйти из этого приюта и больше никогда не возвращаться.

Но нет. Нельзя. Нельзя-нельзя-нельзя. За это мама будет сильно ругать, а Агнесса и без того провинилась. Но ничего. Сейчас мама выйдет и скажет, что это все было не всерьез. Что она не отказывается от нее, что просто хотела припугнуть...
Дверь кабинета распахивается, и сердце Агнессы пропускает удар, чтобы тут же забиться еще чаще.

- Мамочка!

Радостный и отчаянный возглас звонко отражается от стен. Девочка спрыгивает с диванчика и несется к статной женщине в строгом брючном костюме. Крепко хватается за холеную руку, стискивая маленькими пальчиками длинные и тонкие, с красиво накрашенными ногтями, пальцы матери...

- Отойди.

Слово - как удар хлыстом. Хлестнуло наотмашь, выбило воздух из легких, заставило ноги подкоситься.

- Мамочка, пожалуйста, - лихорадочно тараторит Агнесса, глядя на мать широко распахнутыми от ужаса глазами. - Прости меня, пожалуйста! Я буду себя очень-очень хорошо вести, только не оставляй меня здесь! Мама, я исправлюсь, обещаю!

Женщина стряхивает ладонь девочки, брезгливо морщась. На самом родном, самом красивом и любимом лице нет ни тени сомнения или сочувствия: разноцветные - льдисто-голубой и кроваво-красный - глаза сузились в злом прищуре, полные губы в отвращении скривились.

- Я говорила тебе, что мое терпение небезгранично, девочка. Ты испытывала его слишком долго.

- Но мамочка... - тихий, отчаянный шепот. - Не уходи, пожалуйста... я тебя люблю... очень люблю...

Ну неужели она не видит, что Агнесса не лжет?! Неужели ей все равно?! Она же ее мама - родная, не приемная! Она же не всерьез...

Женщина разворачивается и уходит. Молча, не оглядываясь.

- Мама!!!

Агнесса кидается следом, но чьи-то руки хватают ее за плечи и крепко встряхивают

- Не кричи! Веди себя пристойно. Мадам Айсард за тобой возвращаться не намерена.

Мерзкий, грубый голос и толстые, с обломанными ногтями и выступающими венами, руки.

- Нет! Она не может! Мамочка! Мама!!! - захлебываясь слезами и надрывая голос, кричит Агнесса. Она вырывается, лягается, пытается укусить противную тетку за палец, но та в ответ только сильнее стискивает плечи девочки.

- Она отказалась от тебя, глупый ты ребенок! Ты ей больше не дочь, угомонись уже!
Агнессу будто со всей силы ударили в живот. Вся скрутившись, она повисла в удерживающих ее лапищах. Девочка судорожно ловила ртом воздух, но он, казалось, не проходил в горящие огнем легкие.

- За что? - сбивчиво шепчет она, задыхаясь. - За что ты так... мама... мамочка...

С секунду Агнесса лежала, замерев, недоумевая, куда делись мясистые пальцы, только что до боли впивавшиеся в плечи, и откуда взялось теплое одеяло, в которое она была по уши закутана. Девочка даже не сразу осознала, что у нее перед глазами уже не неприветливый коридор, а ее комната - сон все не отпускал Агнессу, заставляя трястись и тихонько всхлипывать уже наяву.

Она сердито перевернулась на другой бок, еще сильнее наматывая на себя одеяло. Дурацкий, дурацкий сон! Она не в приюте, и больше никогда туда не попадет. А что мама грозилась отправить ее обратно, так это не всерьез. Она просто хотела, чтобы Агнессе стало стыдно за ту драку в школе: мол, дочь директора разведки не должна вести себя, как уличная оборванка.

Губы девочки дрогнули от обиды. Ну а что ей было делать?! Она и так старалась не реагировать на нападки этой дуры Мерелис, отвечать ей обидными колкостями... ага, доотвечалась до того, что эта бешеная на нее с кулаками бросилась! Вот, значит, дочке министра печати можно драться, а ей нет?! Хорошо еще, что Агнессу извиняться перед ней не заставили... а вот Мерелис подошла к ней на последнем уроке и скороговоркой пробормотала "ну-ты-извини-я-не-хотела-тебя-обидеть", отчего Агнессе только противней стало: ясно все, папочка этой дуры постарался - а то вдруг госпожа директор на его семью злобу затаит?

А мама... мама, когда пришла с работы поздно вечером, даже оправданий Агнессы слушать не захотела: строго и очень обидно отчитала, пощечину залепила и пригрозила выпороть, если такое еще хоть раз повторится.
Несправедливо. Почему мама никогда ее не слушает? Даже не разговаривает с ней почти...

Агнесса потерла все еще саднящую щеку. Наверняка синяк будет. Хорошо хоть завтра в школу идти не надо.
Девочка поворочалась еще немного, но спать уже совсем не хотелось: кошмар все не шел из головы, да тут еще и обида за несправедливое наказание свое брала - отстоять собственную правоту хотелось неимоверно и прямо сейчас.

Деятельная и в данный момент очень обиженная натура Агнессы отчаянно возражала против того, чтобы смирно лежать в постели остаток ночи. Еще пару минут девочка развлекалась тем, что выдумывала планы страшной мести этой безмозглой банте Мерелис, но вскоре идеи иссякли, да и энтузиазма у "мстительницы" поубавилось. Выпутавшись из одеяла, она спрыгнула с постели. Прихватив лежавший на столе инфопланшет, с ногами взобралась на широкий подоконник. Ей нравилось сидеть здесь, читая или играясь в какую-нибудь видеоигру: казалось, что Империал-сити расстилается прямо у нее под ногами - весь этот огромный город, ночью будто целиком состоящий из ярких огней. При свете дня Корускант не казался таким волшебным. Теперь уже не казался.

Вообще, очень многое оказалось не столь уж замечательным, как Агнессе бы хотелось. Она помнила, как мама забрала ее из приюта пять лет назад: не было ни объятий, ни поцелуев, ни даже радостной улыбки - был изучающий и холодный взгляд, была цепкая, почти болезненная хватка, которой она держала девочку за подбородок, всматриваясь в ее лицо. Вместо добрых, ласковых слов - равнодушное и требовательное "идем". По прибытии домой Агнессу ждал не праздник и не целый день общения с так неожиданно появившейся в ее жизни мамой, а знакомство с няней (позже ставшей еще и гувернанткой), краткая экскурсия по дому и немногословное ознакомление с правилами, которым девочка теперь обязана была следовать.

Как выяснилось очень скоро, на внимание мамы она никакого права не имела: девочке строго-настрого запрещалось беспокоить ее по ерунде. Так что в те редкие часы, когда маму можно было застать дома, Агнессе полагалось вести себя тихо. Совсем тихо. Так, чтобы на ее существование вообще ничто не намекало.

Мама будто видеть ее не хотела. Когда Агнесса вела себя примерно (а именно так она обычно старалась себя вести), на нее не обращали внимания. Когда бедокурила - очень скоро начинала жалеть, что внимание на нее все-таки обратили.

Она очень надеялась, что теперь, когда кончилась война, все изменится к лучшему. В тот день, когда по всем новостям трубили о решающей победе над повстанческим флотом, Агнесса впервые за долгое время (кажется, что за все эти годы) увидела маму счастливой. Она даже погладила дочь по голове и назвала "умницей" - Агнесса уже и не помнила, за что именно, но ласке тогда обрадовалась несказанно.

Но с тех пор прошло уже почти полгода, а долгожданных изменений все не было и не было. Может быть, победа над повстанцами и была радостным событием, но на жизни Агнессы она ни капельки не отразилась. Разве что мама стала приходить домой чуть пораньше и каждым вечером, а не через день-два.

Тяжело вздохнув, девочка прислонилась к прохладному транспаристилу. За окном сиял огнями Корускант, расцвечивая темно-синее небо золотистыми отсветами. Агнесса уже не хотела спать, но глаза у нее почему-то слипались, будто веки были намазаны чем-то клейким и тяжелым.

"Ничего, - подумала она сонно, - завтра я возьму и подойду к маме... зачем-нибудь. Спрошу там что-то, или еще как заговорю... да хотя бы про эту дуру расскажу! Пусть знает, что это не я первая начала..."
На личике Агнессы расцвела мечтательная улыбка. Просто подойти и поговорить... ведь в этом нет ничего сложного. Совсем-совсем нет.

* * *

- Агнесса, ну вот что ты творишь? С каких пор спать на подоконнике удобнее, чем в кровати? А если бы ты простудилась, глупая девочка? Тебе в постели лежать и глотать таблетки, а мне перед госпожой Айсард оправдываться за то, что недоглядела!

Сонная и растрепанная Агнесса исподлобья смотрела на суетящуюся вокруг нее гувернантку, кутаясь в одеяло. За ночь девочка продрогла до костей, а все ее тело затекло от неудобной позы и ужасно ныло. От недосыпа у нее болела голова, и поэтому очень хотелось прикрыть руками уши, чтобы не слышать причитаний Нирии. Но это было бы невежливо, да и обижать воспитательницу Агнесса не хотела.

Женщина, устав сокрушаться об Агнессиной глупости, присела на край кровати. Аккуратно расправив длинную строгую юбку, приложила ладонь ко лбу подопечной.

- Ты хорошо себя чувствуешь? - с искренней заботой спросила она, уже просто поглаживая девочку по голове, а не пытаясь определить, есть ли у нее жар. В какой-то момент она нахмурила аккуратные брови и тяжело вздохнула - видимо, заметила синяк у Агнессы на щеке. Но ничего не сказала, конечно. Она часто так делала: сочувственно вздыхала, ласково гладила подопечную по голове или даже приобнимала за плечи, но никогда ни о чем не спрашивала.

- Да, Нирия, - благодарно улыбнулась Агнесса, стискивая ладонь гувернантки. - А можно мне тогда горячего шоколада? Ну, чтоб я точно не заболела?

У Нирии была замечательная улыбка: веселая, приподнимающая уголки тонких губ и озорными искорками играющая в светло-зеленых глазах, она превращала ее в настоящую красавицу. По крайней мере, так казалось Агнессе: так-то она понимала, что Нирия не особо красивая - скорее милая.

Вот мама - действительно красавица. Но девочка никогда не видела, чтобы она так улыбалась.

- Хитрюга. Ты знаешь, что госпожа Айсард запретила давать тебе сладости? Сказала, что ты наказана.

Агнесса тут же сникла - не столько от известия, сколько от напоминания о вчерашней выволочке.

- Понятно, - грустно вздохнула девочка. - А что еще мне нельзя? Выходить из комнаты хотя бы можно?

- Насчет этого она ничего не говорила. Думаю, - Нирия хитро подмигнула, - ты можешь даже заслужить небольшую компенсацию.
Если я сегодня останусь довольна твоими успехами в учебе и поведением, то можно будет сводить тебя на прогулку. Согласна на такую сделку?

- Конечно! - радостно воскликнула Агнесса, кидаясь гувернантке на шею.

Разумеется, она знала, что девочке из высшего света не подобает так себя вести. Но наедине-то можно!

* * *

Пожалуй, ни один район Корусканта не мог похвастать таким количеством искусственных парков, как Правительственный. Сравнительно небольшие по площади, но всегда чистые, аккуратные и уютные, эти островки природы неизменно привлекали массу посетителей: урвавших краткий отдых от трудов праведных (и не очень) чиновников и бизнесменов всех мастей, степенно прогуливающихся семей, шумных дружеских компаний и беспечных влюбленных парочек... при всем этом здесь никогда не бывало шума и суеты, от которых в столице обычно не было никакого спасения.

Идеальное место, чтобы вывести ребенка на прогулку - куда лучше всяческих развлекательных центров.

Нирия с затаенной в уголках губ улыбкой смотрела на подопечную, резвящуюся в компании еще двух девочек. Не подружек, разумеется - так, случайных знакомых, имена которых вылетят у девчушки из головы сразу же по возвращении домой. Нирия не была уверена, что Агнесса хоть когда-нибудь сможет обзавестись настоящими друзьями: увы, дети слишком рано перенимают повадки взрослых, и потому дочь Исанн Айсард обречена видеть фальшивые улыбки в лицо, а за спиной слышать боязливые перешептывания.

Нирии хотелось бы, чтобы понимание этого пришло к Агнессе позже, но элитная школа, где учились дети первых лиц Империи, давно уже расставила все по местам. Агнесса была слишком смекалиста, чтобы не замечать очевидного.

В воздухе колокольчиками звенел веселый детский смех: девочки, позабыв про хорошие манеры, аккуратные прически и нарядные платьица, носились друг за другом по изумрудно-зеленой лужайке, прячась за деревьями и необидно подначивая "соперниц". Когда в игре наступила пауза, Агнесса вприпрыжку подбежала к Нирии, размахивая руками:

- Нирия, а можно мы еще немного поиграем? Дженна и Сабрина хотят к пруду сбегать, лягушек поискать! Там их вроде дама какая-то увидела и такооой визг подняла! - резко затормозив у скамейки, скороговоркой выпалила девочка.

Выглядела она так, что Нирии, наверное, следовало бы рассердиться и поскорее увести это растрепанное чудо домой: сложная, державшаяся на множестве заколок и шпилек прическа теперь больше походила на птичье гнездо, чуть сбившееся на бок; платье все перекрутилось и измазалось по подолу травяным соком. Но девочку это сейчас ни капли не заботило, судя по тому, как восторженно блестели ее темно-карие глазищи и разрумянилась смугловатая кожа.

Строгую воспитательницу, несмотря на без малого пятнадцать лет стажа, Нирии изобразить не удалось.

- Ну вот как тебя поругаешь за неподобающее поведение? - с улыбкой спросила женщина. Усадив протестующе пискнувшую подопечную к себе на колени, принялась сноровисто переплетать ее иссиня-черные волосы в простую косичку. - Ну-ка, не дергайся! Вот сейчас я сделаю из этого чучела что-то похожее на девочку, тогда отпущу.

Стоически вытерпев "экзекуцию", Агнесса торопливо поблагодарила гувернантку и унеслась к девочкам, дожидавшимся ее неподалеку. Нирия тоже поднялась со скамейки и направилась следом - как и приставленный к Агнессе телохранитель, внушительного телосложения мужчина в штатском. Как и всегда, он держался на некотором отдалении, оставаясь поразительно неприметным - даже Нирия нередко теряла его из виду и испуганно вздрагивала, когда он оказывался прямо у нее за спиной.
У пруда девочки прокопошились еще минут двадцать. Лягушек они так и не нашли, зато, улучив момент, успели побрызгать друг на друга водой и перемазаться в песке, за что получили нагоняй от взрослых и были поспешно растащены по домам.

- И кто обещал мне хорошо себя вести? Кого я уже пять лет подряд никак хорошим манерам научить не могу? - по дороге к флаеру выговаривала Нирия растрепанной, местами чумазой, но прямо-таки светящейся от счастья Агнессе. - Вот что бы сказала твоя мама, если бы тебя сейчас увидела?

Последнее замечание мигом стерло радостную улыбку с личика девочки. Понурив голову, она тихо, почти шепотом, произнесла:

- Извини, пожалуйста. Ты ведь ей не нажалуешься?

Агнесса выглядела не на шутку испуганной. Взгляд, который она бросила на гувернантку, иначе как умоляющим назвать было нельзя.

- Зачем мне ее беспокоить такими глупостями? - строгим голосом сказала женщина, ободряюще сжимая детскую ладошку в своей.

- Я тебя сама накажу. Когда придем домой, ты мне письменно перечислишь все правила поведения в общественных местах. Хоть одно забудешь - придется начинать сначала. И никаких поблажек!

Агнесса робко улыбнулась.

- Перечислю, - пообещала она, прильнув к Нирии всем телом. - А ты очень на меня сердишься?

Суровое выражение на лице удерживаться категорически не желало: сердиться на этого ребенка дольше пары минут у Нирии никогда не получалось - и гувернантка была почти уверена, что маленькая хитрюга об этом прекрасно знает.

- Не очень. Только постарайся в следующий раз вести себя так, чтобы мне не пришлось за тебя краснеть. Хорошо?

Девочка с серьезным видом кивнула.

- Хорошо. Я больше так не буду, Нирия.

- Вот и славно.

Во флаер они усаживались молча, но хорошее настроение Агнессу не покинуло: получив прощение, она немедленно забыла и о предстоящем нудном задании, и о том, что ей, вообще-то, должно быть стыдно. В дороге девочка успела протрещать гувернантке все уши, выспрашивая у нее то одно, то другое. Нирия лишь снисходительно улыбалась, терпеливо разъясняя малышке, где у Корусканта настоящая поверхность и почему туда нельзя спуститься, сколько живут хатты и бывают ли у них дети...

- А почему повстанцы хотят убить императора? Он же хороший, так и мама, и учителя в школе говорят!

А вот этот вопрос застал Нирию врасплох. Ответить слишком просто - любознательный ребенок тут же начнет выспрашивать подробности. Объяснить подробно - малышка может не понять, запутаться и переврать слова воспитательницы так, что после этой "творческой интерпретации" у последней может состояться очень серьезный и неприятный разговор с госпожой Айсард.
Пока гувернантка мучительно подбирала идеологически правильные слова, в разговор неожиданно вмешался телохранитель:

- А почему они твою маму хотят убить? - раздался с водительского места его вкрадчивый голос. - Она что, нехорошая?

Девочка широко распахнула и без того большие глаза. Набрав в грудь побольше воздуха и воинственно сжав кулачки, выпалила:

- Конечно, хорошая!

Казалось, Агнесса была готова кинуться с кулаками на любого, кто посмеет с ней поспорить.

- Ну вот. А это значит...

- Что они - плохие, - без тени сомнения заявила девочка. - Хорошо, что их всех скоро убьют.

Нирия едва не поперхнулась от этого заявления. Она даже не сразу обрела дар речи, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.

- Агнесса! - сипло выдохнула женщина, не сильно, но чувствительно стискивая плечо подопечной. - Так говорить нельзя ни о ком, даже об очень плохих людях! Иначе чем ты будешь лучше них?

- Но они же... - вскинулась было Агнесса, но осеклась на полуслове: Нирия смотрела на нее с непривычной строгостью и осуждением.

- Твоя мама, - с нажимом произнесла женщина, глядя воспитаннице в глаза, - день и ночь работает, чтобы ты могла не задумываться о таких вещах и оставаться хорошей, доброй девочкой. Понимаешь?

- Да, Нирия, - понурив голову, ответила Агнесса. Нащупав ладонь гувернантки, крепко сжала ее. - Извини. Я глупая.

Прильнув к воспитательнице и крепко обхватив ее за талию, девочка затихла и не подавала голоса до самого конца поездки.

* * *

Возможно, в других семьях дети встречают родителей с работы радостными визгами и объятиями. Агнесса украдкой почесала ухо, представив, какую отповедь бы получила за такую разнузданность: ей, если мама вдруг приходила раньше десяти вечера, полагалось чинно стоять рядом с Нирией, не смея даже пошевелиться без разрешения. Чувствовала она себя на таких "построениях", как подсудимый на слушанье: мама обычно спрашивала Нирию про поведение Агнессы и ее успехи в школе, после чего девочку либо отпускали, либо... второе "либо" было вчера, из-за той злополучной драки: мама прощалась с Нирией в неизменной холодно-вежливой манере, а Агнессе приказывала зайти к ней в кабинет.

Агнесса не помнила, чтобы хоть раз выходила оттуда, не заливаясь слезами. Как-то раз маме даже пришлось выводить ее под руку - идти самостоятельно после той экзекуции девочка не могла. Угораздило же ее убежать от Нирии во время прогулки как раз в тот день, когда у мамы какие-то неприятности по работе были!

Руки при воспоминании об этом предательски задрожали, и девочка поспешно сцепила их за спиной. Хотелось облизнуть пересохшие губы, но нельзя: маме это может не понравиться. Ругать за такую мелочь она, конечно, не станет, но Агнесса твердо решила сегодня с ней поговорить. А значит, надо быть идеальной маленькой леди.

- То есть сегодня никаких нареканий моя дочь у вас не вызвала, мадам Блейз?

Агнесса, до сих пор скромно изучавшая носки туфелек, не удержалась и скосила глаза на маму. Как и всегда, очень красивая, величественная... как всегда - делающая вид, что дочку не замечает.

- Нет, госпожа, - Нирия позволила себе слегка улыбнуться и положить руку подопечной на плечо. - Вела себя примерно, на занятиях слушала внимательно и отвечала хорошо.

"Не выдала!"

Только сейчас Агнесса поняла, что все это время у нее на сердце будто маленький когтистый зверек скребся. Он и сейчас никуда не делся, но скрестись стал гораздо слабее.

- Очень хорошо, - в чуть хрипловатом голосе мамы ни намека на одобрение не было: таким же тоном, холодным и совершенно равнодушным, она могла произносить страшное "в таком случае, я с ней сама поговорю". - Нирия, вы на сегодня можете быть свободны. Останетесь ночевать или поедете к себе?

- Час еще не слишком поздний, госпожа. Я бы хотела поехать домой, с вашего позволения.

- Разумеется. Всего вам доброго.

Гувернантка слегка склонила голову:

- Доброго вечера, госпожа. Пока, Агнесса, - улыбнулась она воспитаннице.

- До свидания, мадам Блейз, - девочка присела в книксене, робко улыбнувшись в ответ.

Напоследок еще раз поклонившись, Нирия скрылась в коридоре, ведущем к черному входу. Агнесса осталась наедине с матерью - снова встав чуть ли не на вытяжку и уперев взгляд в пол. Вроде сегодня она не провинилась ни в чем, и бояться нечего, но все равно по коже бегали табуны мурашек, а тело будто окаменело - да так, что даже плечами не повести.

Женщина смерила дочь взглядом, каким могла бы смотреть на подозрительно жмущегося в углу домашнего фелинкса. Судя по тому, как сощурились ее большие, той же формы, что и у Агнессы, глаза, поведение "зверушки" было расценено как потенциально вредительское.

- Хватит трястись. Признавайся, что натворила, и не бойся. Сегодня наказывать не стану.

Агнесса вспыхнула до корней волос: и почему мама ее вечно в чем-то подозревает?! Она ведь послушная, и не шалит практически никогда!

- Я ничего плохого не сделала! - голосок Агнессы звенел от обиды и возмущения. Девочка даже о страхе на время позабыла: вскинула голову, расправила плечи и почти с вызовом взглянула матери в лицо. - То, что я вчера подралась с этой дурой, еще не значит, что я постоянно буду плохо себя вести. И вообще, это Мерелис первая начала, а не я! Я... я просто поговорить хотела, а ты сразу...

Выпалив это все на одном дыхании, Агнесса запоздало поняла, что голос повышать, наверное, все-таки не стоило. И так смотреть на маму тоже не надо было. И кулаки желательно бы разжать: это сегодня ее обещали не наказывать, а про завтра разговора не было.

- Прости, пожалуйста, - Агнесса покаянно склонила голову, пряча взгляд. - Я сейчас плохо разговаривала, знаю.

- Раз знаешь, то почему позволяешь себе такую дерзость?

Девочка хотела пробормотать очередные извинения, но вместо этого почему-то смогла лишь крепко стиснуть зубы. Сильно зачесалось между лопаток - как бывало каждый раз, когда Агнесса понимала, что сейчас у нее будут крупные неприятности.

- Дочь, посмотри на меня.

В холле будто стало холодней. Агнессе невольно пришло на ум сравнение с карбонитовой заморозкой: наверное, поначалу примерно так же себя чувствуешь - двигаться не можешь, губы немеют, язык отнимается...

- Я очень тобой недовольна, Агнесса. Мне ты дерзишь. Гувернантку не слушаешься - и врать, что это не так, даже не начинай. В школе ведешь себя так, будто тебя только вчера с улицы подобрали.

"Неправда!"

Девочка только сильнее поджала дрожащие губы и до боли впилась ногтями в ладони: только бы не разреветься, как последняя плакса!

- Мне начинает казаться, что мадам Блейз не справляется с твоим воспитанием. Может быть, следует уволить ее и найти тебе новую гувернантку? Построже и постарше.

- Нет!

Она запоздало осознала, что выкрикнула это вслух. Даже не выкрикнула - взвизгнула, совсем как ее капризные и избалованные одноклассницы. Маме бы на них посмотреть, прежде чем ее в чем-то обвинять! Да ладно ее - Нирию! Она-то в чем виновата?!

- Мамочка, Нирия - хорошая воспитательница! Она ни в чем не виновата, и я ее слушаюсь, и учит она хорошо! И... и вообще, она просто гувернантка, а не... - девочка судорожно вздохнула: воздух в легких не просто закончился - его будто вышибли пинком. - ...мама, - тихонько закончила она, испуганно зажмурившись. - Мама должна воспитывать ребенка... ну, я слышала...

Есть такое выражение: "Никто за язык не тянул". А вот Агнессе в тот момент показалось, что за язык ее не просто потянули, а дернули со всей силы.

Ноги будто сами собой сделали шаг назад. Потом еще и еще один. Развернувшись так резко, что косичка больно стегнула по плечам, Агнесса во всю прыть кинулась к лестнице.

"Дура! - билась в голове паническая мысль. - Все могло быть нормально! Зачем, зачем, зачем я это все наговорила?!"

Она спотыкалась на ступеньках, шипела от боли в сбитых коленках, но даже не обращала на это внимания. Ворвавшись к себе в комнату, девочка забралась под одеяло, укутавшись в него по самую макушку.
Вот и поговорила с мамой! Так поговорила, что завтра из комнаты выйти страшно будет - и это если выходить вообще позволят.

"Главное, чтобы у Нирии неприятностей не было. Она же правда ни в чем не виновата... ну, ничего. Ничего не будет. Мама это она не всерьез говорила. За пять лет не уволила - и сейчас не станет".

На ум почему-то пришел вчерашний дурацкий сон, и Агнесса завернулась в одеяло так плотно, что со стороны, наверное, стала напоминать гусеницу.

Глупости всякие. Мама ее любит. Может, и не показывает этого, но любит!

* * *

Было уже далеко за полночь, а предстоящая масштабная операция, призванная поставить жирный крест на "Коррелианском освободительном движении", все не шла у Исанн из головы. Она нутром чувствовала, что что-то идет неправильно - хотя отчеты агентов, засланных в этот крупный и весьма назойливый осколок Альянса, не давали повода усомниться в успехе. Намеренная дезинформация была исключена, разумеется: в общей сложности, в КОД было внедрено больше сотни оперативников, работавших поодиночке или обособленными группами, каждая из которых не подозревала о существовании другой. Благодаря этой агентурной сети у Исанн на руках имелись данные обо всех ключевых базах, каналах снабжения, крупнейших подставных компаниях, через которые проводились финансовые операции "Движения"... и что немаловажно - информация о местонахождении и планах его лидера, Гарма Бел Иблиса. Все сведения были сотню раз проверены и перепроверены через различные каналы; незначительные несоответствия легко объяснялись разной степенью информированности агентов.

Даже если повстанцы прознают о готовящейся операции, толком оказать сопротивление они не сумеют: данные о них собирались еще с того времени, когда КОД входила в состав Альянса, сама же операция разрабатывалась около месяца - сейчас флот, местный воинский контингент, силы Разведки, ИСБ и полиции лишь окончательно согласовывали совместные действия.

Исанн беспокоило одно: у террористов есть еще два дня, чтобы что-то предпринять. Конечно, ущерб они в любом случае понесут катастрофический, но не хотелось бы упускать Иблиса - этот харизматичный и весьма неглупый фанатик много крови Империи попортил. К тому же он по-прежнему поддерживал контакты с другими лидерами повстанцев, пришедшими на смену схваченным и погибшим...

Опомнившись, женщина отложила в сторону ручку. Лист флимспиласта, только что лежавший перед ней девственно-чистым, был исчерчен хаотичного вида схемами и отрывочными фразами. Что-то увлеклась она бесплодными размышлениями - будто все не было продумано и просчитано за много дней до этого.

Потянувшись за чашкой кафа, Исанн схватила пальцами воздух: дроид-секретарь, по первому требованию подносивший ей напиток, сейчас не менее расторопно убрал пустую посуду.

- Госпожа, позвольте заметить, что такое количество кафа может отрицательно сказаться на вашем здоровье, - сказал он с правдоподобно смодулированной заботой.

Исанн бросила взгляд на часы. Половина первого ночи. А из гостиной она не выходила с девяти вечера... и впрямь, увлеклась.

- Унеси это, - коротко приказала Исанн дроиду, поднимаясь с широкого, обитого синим бархатом дивана. Потянулась, разминая затекшую спину.

Чувствовала женщина себя относительно бодро, но прекрасно понимала, что очень скоро эффект кафа сойдет на нет, оставив после себя чудовищную усталость. Каждый день работа выпивала из нее все силы без остатка - а сейчас она сама лишала себя возможности толком их восстановить.

Глупо и даже опасно. И в то же время эта ситуация с "Освободительным движением" все не давала ей покоя. Все складывалось слишком хорошо, на слишком раннем этапе. Именно в такие моменты обычно случалось что-нибудь из ряда вон выходящее, пускающее под откос все планы.

Исанн устало потерла лоб. Нет, ей определенно нужен отдых: она уже зацикливается на одной мысли.

Двустворчатые двери гостиной, украшенные витражным стеклом и искусной резьбой, распахнулись, пропуская женщину в просторный коридор. В высокие окна били капли дождя - метеослужба по своему обыкновению приберегла осадки в Правительственном районе на ночь, чтобы не раздражать его обитателей пасмурной погодой.

Крыло, в котором располагались спальни, казалось довольно неприметным: богатство его отделки и обстановки немного терялось на фоне огромных залов, через анфиладу которых пролегал путь. В свое время Арманд Айсард вложил в этот пентхаус немалые деньги: не столько из любви к роскоши как таковой, сколько из-за того, что статус обязывал. Сколько Исанн себя помнила, здесь всегда было слишком пусто и тихо: апартаменты рассчитывались на как минимум втрое больший штат прислуги и куда более многочисленную семью.

Исанн невесело хмыкнула: с семьей определенно что-то пошло не так. Мать погибла, отец был казнен... а сама она воспитывает незаконнорожденного ребенка, прижитого от террориста. Что и говорить, в последние восемь лет жизнь столько резких поворотов преподнесла, что ее течение стало скорее походить на сплав по бурной горной реке.

"Кстати, о ребенке..."

Детская располагалась чуть дальше по коридору. Уже отсюда виднелся ярко освещенный дверной проем: Агнесса не спала, да еще и оставила дверь открытой - видимо, хотела привлечь внимание матери.

Исанн шумно вздохнула, подавляя раздражение. Реагировать на подобные мелкие выходки у нее не было ни сил, ни желания - равно как и разговаривать с дочерью о сегодняшнем скандале. Совершенно ни к чему тратить на это время и нервы: достаточно будет посадить девчонку под замок на целый день, и та еще как минимум пару недель побоится показывать норов.

И все-таки Исанн зашла в комнату - как она запоздало объяснила себе, чтобы выключить свет.

Агнесса, вопреки ожиданиям, спала. Ее дыхание было беспокойным; "кокон" из одеяла, в которое она укуталась с ног до головы, часто вздрагивал - того и гляди, собьется из-за очередного резкого движения.

Бесшумно приблизившись, Исанн присела на край кровати. Осторожно коснулась пальцами лба дочери, проверяя, нет ли жара. Да нет, напротив - кожа прохладная и чуть влажная от пота. Ночной кошмар, видимо. Ничего, что стоило бы внимания.

Исанн поморщилась, машинально заправляя девочке за ухо прядь волос, выбившуюся из нерасплетенной косички. По большому счету, сам этот ребенок внимания не стоил. Не стоила Агнесса того, чтобы официально признавать ее дочерью, приводить в дом, растить... глупое это было решение.

Ладонь скользнула по взлохмаченной детской макушке и медленно спустилась к смуглой щеке. Длинный ноготь с легким нажимом очертил линию высокой, уже сейчас заметно выраженной скулы.

Девочка лишь цветом глаз и кожи пошла в своего отца. Впрочем, как знать? Черты его лица понемногу стирались у Исанн из памяти - как-никак, он мертв уже восемь лет. Так и не узнал, что едва не убил свое нерожденное дитя вместе с "проклятой имперской шпионкой".

Агнесса снова заворочалась, но теперь уже не мечась во сне, а устраиваясь поудобнее. Ее дыхание выровнялось, ложбинка между бровями разгладилась. Не просыпаясь, девочка высвободила руку из одеяла и цепко ухватилась за ладонь матери. Прижавшись к ней лбом, умиротворенно засопела.

Глупый ребенок. Ненужный, совершенно лишний в ее жизни. Осколок другой, не сложившейся судьбы. Ей бы оставить девочку в приюте... но порой поступать разумно очень нелегко. Пять лет назад Исанн попросту сошла бы с ума в одиночестве - новоиспеченная глава Имперской разведки, вышедшая победительницей из противостояния с куда более опытным и сильным противником. Могущественнейшая женщина Империи, на руках которой второй раз в жизни осталась кровь самого близкого человека. Многим тогда казалось хорошей идеей поздравить ее с назначением на столь высокий пост - а Исанн неимоверно хотелось плюнуть очередному "доброхоту" в лицо. Грубо и по-простецки, зато от души.

Вот тогда-то, в первые дни после казни отца, и возникла эта отчаянная потребность взять на руки своего ребенка, обнять, крепко прижимая к себе...

Ребенка она забрала. Но дальше этого не пошло и вряд ли когда-нибудь пойдет.

Женщина мягко высвободила руку из хватких детских пальчиков и, поправив дочери сбившееся одеяло, поднялась на ноги. Перед тем, как выключить свет, еще раз взглянула на Агнессу.

Та спала, свернувшись калачиком. Исанн даже показалось, что девочка улыбалась - широкой, счастливой улыбкой.
Наверное, это должно было бы вызвать у хорошей матери умиление. Но Исанн никогда не претендовала на столь гордое звание.

* * *

По пути от стоянки такси до дома Нирия не встретила ни одного прохожего. Впрочем, ничего странного в этом не было: обитатели этого района, в большинстве своем, относились к крепкому среднему классу - степенному, не терпящему лишней суеты и умеющему ценить часы отдыха. Такие вряд ли станут шататься по улицам после десяти вечера, а местная молодежь легко найдет куда более подходящее место для шумных сборищ - чай, не беднота с нижних уровней.

Нирия жила здесь уже лет десять, и до сих пор не сталкивалась с более вопиющими нарушениями общественного порядка, чем разрисованная граффити стена. Поэтому, проходя по узкому переулку, зажатому между высотными зданиями, она не порывалась ускорить шаг или покрепче вцепиться в сумочку из дорогого кожзаменителя: ну какая, скажите на милость, опасность может поджидать ее здесь? Соседи приличные, на улице светло, словно днем, невдалеке только что проплыл, сверкая серебристой обшивкой, полицейский дроид...

- Постойте, мадам.

Нирия едва не подпрыгнула от неожиданности, когда ей на плечо опустилась мужская ладонь. Нахальный незнакомец появился будто из ниоткуда: она готова была поклясться, что никого поблизости не видела... разве что в тени между двумя домами мелькало какое-то движение, на которое женщина не обратила внимания.

Как видно, зря.

- Что вам угодно? - Нирия старалась говорить как можно более невозмутимо, однако голос предательски дрогнул. Она попробовала было шагнуть в сторону, но наглец лишь сильнее сжал пальцы и рывком притянул ее к себе.

- Не дергайтесь, - равнодушно посоветовал он. - Кричать тоже не советую.

В бок уперлось что-то твердое, леденящее кожу даже через ткань платья. Дуло бластера, как с запоздалым ужасом поняла Нирия.

- Чт... что происходит? - выдавила она онемевшими губами. Женщина внезапно осознала, что даже если бы бандит отвлекся на что-то и ослабил хватку, сбежать бы она не сумела: тело совершенно перестало ее слушаться. Даже воздух в легкие проходил с трудом, тугим комком застревая в горле.

Проигнорировав вопрос, бандит грубо толкнул ее вперед. Ноги у Нирии подкосились, и он резко дернул ее за плечо, заставляя встать.

- Без глупостей, - обжег шею его шепот. Дуло бластера сильнее уперлось в бок, больно давя на ребро.

Нирии, от страха совершенно потерявшей способность связно мыслить, ничего не оставалось, кроме как покорно идти, куда ведут.

Похититель остановился у неприметного флаера, припаркованного в закутке между двумя небоскребами. Дождавшись, пока распахнется пассажирская дверца, он втолкнул пленницу внутрь и, оттеснив ее на противоположный край сиденья, уселся рядом.

- Гони, - коротко скомандовал он водителю.

Когда машина поднялась в воздух, бандит вновь переключил внимание на Нирию - съежившуюся в уголке и вцепившуюся в сумочку побелевшими пальцами. Последняя-то ему и понадобилась: выхватив сумочку из рук пленницы, он принялся сноровисто копаться в содержимом. Нирия обреченно наблюдала, как наличка исчезает в нагрудном кармане похитителя, как в его поясную сумку отправляется жемчужный браслет... наконец дело дошло до комлинка. Вопреки ожиданиям, приборчик полетел прямиком в распахнутое окно, после чего сумочка была вновь сунута женщине в руки.

- Остальное вам еще пригодится, - загадочно пояснил бандит.

Нирия сглотнула ком в горле. С тоской взглянула в окно - нет, о том, чтобы выпрыгнуть на ходу, и речи быть не могло: флаер уже вышел на аэротрассу и ловко лавировал в потоке машин. Неторопливо так лавировал, безукоризненно соблюдая правила движения.

"Не хотят к себе внимание привлекать", - отметила Нирия машинально.

- Куда вы меня везете? - испуганно спросила она и почувствовала, как губы помимо воли изгибаются в нервной усмешке: будто и так не узнает!

В неверных отблесках света лица похитителя было не разглядеть, но Нирии почему-то показалось, что он ехидно ухмыляется. В голосе, по крайней мере, точно слышались насмешливые нотки:

- Не волнуйтесь, мадам. Вас никто не тронет... если глупостей не наделаете.

Флаер тем временем спускался все ниже, рыбкой скользя с одной аэротрассы на другую. Вот уже небоскребы полностью заслонили ночное небо, а мелькающие за окном улицы стали заметно обшарпаннее и грязнее: начинались те уровни, что еще могли называться приличными, но уже никак не благополучными.

Пропетляв некоторое время по извилистым улочкам, водитель остановил машину перед приземистым зданием грязно-серого цвета. Под его плоской крышей то и дело вспыхивала ядовито-зеленым вывеска: то "ОЕЛ", то "ЕЛЬ", - остальные буквы, видимо, не работали вовсе.

Не говоря ни слова, похититель выволок Нирию на улицу - женщина едва не упала на грязную мостовую, лишь каким-то чудом устояв на ногах. В нос ударил гнилостный запах: откуда-то страшно тянуло помойкой.

Водитель подошел к двери и долго возился у кодового замка. Затем, чуть наклонившись, что-то негромко пробормотал - видимо, общался с кем-то через интерком.

Нирия даже не пыталась сопротивляться, когда ее повели внутрь: хватка у похитителя была железная, да и пистолет он убирать не спешил. От страха женщина едва переставляла ноги, за что периодически получала болезненный тычок под ребра. О том, что палец бандита, лежащий на спусковом крючке, может дрогнуть, она старалась не думать - как и том, что ждало ее там, за дверью. Не думать получалось без труда: разум наотрез отказывался выстраивать даже простейшие логические цепочки, на корню пресекая любые попытки осмыслить происходящее.

Холл отеля тонул в грязно-серых тенях. Единственным источником света служила тусклая лампа, стоявшая на стойке администратора: на месте люстры уныло свисали провода, окна были занавешены плотной тканью. Сделав неосторожно глубокий вдох, Нирия закашлялась: вместе с воздухом в легкие устремилось столько пыли, будто ее пригоршней швырнули женщине в лицо.

У входа стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди, рослый забрак. Новоприбывших он оглядел откровенно скучающе, лишь на какую-то долю секунды задержав взгляд на пленнице.

- Наверх веди, - буркнул он невнятно, перекатывая сигарету из одного угла рта в другой.

Похититель без лишних слов потащил Нирию к лестнице. Бандит, управлявший флаером, за ними не последовал - уселся на жалобно скрипнувший диван и потребовал у забрака закурить.

Пара неосвещенных лестничных пролетов, темный коридор, пахнущий пылью, плесенью и грызунами, - и Нирия оказалась у двери из грязно-коричневого пластика.

- Вперед, мадам, - хмыкнул бандит, мерзко склабясь. - Вас ожидают.

Активировав контрольную панель, он толкнул женщину за порог. Дверь немедленно захлопнулась у нее за спиной - и пусть даже это ничего не меняло, именно в тот момент Нирия почувствовала себя особенно беспомощной.

Она боязливо осмотрелась по сторонам. Все та же темень, разгоняемая лишь настольной лампой - да и от той света практически не было: даже сидящий за столом человек виделся лишь темным силуэтом.

- Садитесь, - прозвучал его голос - низкий и резкий.

Нирия безропотно опустилась на жесткий диван, стоявший у стены. На пути пару раз споткнулась: пробираться проходилось чуть ли не на ощупь, к тому же ноги все еще держали некрепко.

- Вы - Нирия Блейз. Гувернантка, работаете на Исанн Айсард. Так?

Сердце екнуло и болезненно сжалось. Раз упомянули имя работодательницы - значит, дело касалось именно нее. И правда, зачем кому-то похищать простую гувернантку, кроме как...

- Отвечайте.

- Да, - выдавила Нирия едва слышно. - Зачем я здесь?

Вот уж чего ей знать совсем не хотелось. Ведь наверняка же от нее потребуют что-нибудь кошмарное: шпионить за нанимательницей, а то и убить ее...

Женщина вцепилась в сумочку так, что противно заныли костяшки пальцев. Глупый, бессильный жест, который ничем ей не поможет.

"Не страшно. Пусть требуют, что хотят. Соглашусь на все, потом расскажу Айсард. Она сделает что-нибудь..."

В нормальной ситуации слова "Айсард" и "сделает что-нибудь", употребленные в одном предложении, не вызвали бы у Нирии ни малейшего энтузиазма. Скорее уж напротив. Но сейчас вмешательство работодательницы казалось единственным спасением. Потому что работать против нее - верная смерть. Да и Агнесса... воспитанницу Нирия любила почти как родного ребенка. Если хоть кто-нибудь захочет причинить вред девочке...

- Хороший вопрос, Нирия. Томить не стану: вы должны привести к нам Агнессу Айсард. И сейчас вы внимательно выслушаете, как это сделать.

- Нет.

Ответ вырвался помимо воли: твердый и категоричный, какого не ждешь от до полусмерти напуганной женщины. Нирии собственный голос показался чужим: ее-то до сих пор трясло, полуживую от страха и задыхающуюся от подступающей паники.

- Ожидаемо, - в словах незнакомца - ни тени недовольства. Скорее насмешка. - Посмотрите сюда и подумайте еще раз.

Пара неясных движений, и над столом возникла голубоватая голограмма. Мальчишка лет восемнадцати, кудрявый и щуплый, с озорной улыбкой на круглом лице.

С губ Нирии сорвался приглушенный стон:

- Джейк! - выдохнула она и тут же зажала рот руками. Голова закружилась, словно от сильного удара.

Ее племянник. Славный мальчишка, единственный ребенок брата... неужели они... да не может быть, чтобы с мальчиком что-то случилось! Не...

- Вижу, вы узнали Джейкоба. Насколько мне известно, он неплохо справляется с обязанностями информатора "Коррелианского освободительного движения"... жаль будет, если придется пожертвовать им в назидание его тетушке. А также его родителями, если тетушка не образумится.

"Не может быть. Не может быть..."

- Вы лжете, - Нирия едва сдерживала слезы. - Джейк никогда бы не примкнул к повстанцам... он умный, хороший мальчик...

- Потому и посчитал своим долгом помочь освободить родную планету от имперского гнета. Впрочем, вы можете уточнить мою информацию у своей начальницы... думаю, она сможет организовать небольшую проверку, - издевательски предложил незнакомец.

- Вы не причините вреда моей семье. Вы не посмеете... - пробормотала женщина и сама едва не рассмеялась над своими
словами - горьким, истерическим смехом. Как же, не посмеют!

- Нам бы не хотелось, верно. Но что остановит нас, если вы не пойдете на сотрудничество?

Нирия бессильно поникла. Слезы все-таки навернулись на глаза, солеными дорожками скатываясь к губам. Возразить нечего - если Джейк действительно работает на этих мразей, его убьют раньше, чем кто-нибудь придет на помощь. Да и в чем будет заключаться эта помощь?! Застенок ИСБ Нирия бедному ребенку не желала. Он ведь упрямый, сотрудничать не станет...

- Агнесса - всего лишь дитя, - беспомощно всхлипнула женщина, окончательно растеряв весь свой недолгий пыл. - Она ни в чем не виновата... это низко - заставлять ее расплачиваться за мать... вы, повстанцы, всегда утверждали, что выше таких методов!

- Отчаянные времена требуют отчаянных мер. К тому же с девочкой ничего не случится, если ее мать верно расставит приоритеты, - совершенно невозмутимо ответил повстанец. - Я так понимаю, вы готовы слушать?

Нирия не ответила. В голове была совершеннейшая каша - ни одной связной мысли, одни лишь образы: брат, невестка, Джейк... как она может подставить их ради... Агнессы? Девочки, которую она растила с трех лет, которую любила гораздо больше, чем ее родная мать...

- Вы готовы пожертвовать своими близкими? Собой, в конечном итоге? И все ради чужого ребенка?

"Не чужого... не чужого, будь ты проклят!"

- Не причиняйте ей вреда. Дайте слово, что девочка останется в живых!

"Да грош цена его слову! Но Джейк... Бреннан, Тайя..."

- Все зависит от ее матери. Повторяю вопрос: вы готовы слушать?

- Да.

Слово сорвалось с губ с пугающей легкостью. Отчаяние каменной плитой рухнуло на плечи долей секунды позже.

Только что она подписала два приговора: себе и Агнессе. Но, быть может, девочку успеют спасти... если будут спасать...

"Прости меня, солнышко. Прости, если когда-нибудь сможешь...."

Спасибо! Написано так реалистично, что тяжело читать от жалости к ребенку и ко всем остальным персонажам.

Пожалуйста)Персонажей пока рано жалеть, еще вторая часть должна быть скоро

Что интересно, что в характере персонажей есть и плохое и хорошее. Понимаешь мотивы их поступков и отчаянно сожалеешь, что в ДДГ как и в любой другой Галактике, нельзя, чтобы всем было хорошо. Ну не бывает такого!

У каждого человека есть свои мотивы, и у многих они вполне благородны (особенно важны благородные мотивы, когда идешь ради них на что-то неприглядное - если человек не конченный моральный урод, ему нужны веские причины для подлости и жестокости). Забегая вперед, тот же Иблис не из повышенной злобности это похищение затеял. Но такого, чтобы для всех все хорошо закончилось, действительно быть не может - особенно в условиях гражданской войны.

Меня всегда удивляло, как можно показывать сплошь отрицательных или положительных персонажей? Разве такое бывает? Они получаются слишком плоскими и неинтересными. А вот если начинаешь понимать человека и мотивы его поступков, и соответственно переживать за его удачу или неудачу - вот тут интересно. Поэтому и Император в ЗВ в каноне намечен очень схематично. А что еще можно о нем сказать? Зло оно и есть зло. Мелькает в кадре и все.

Пока читала, почти поверила в какой-то момент, что Исанн и впрямь сдала дочку обратно в приют.
И Вы очень точно подметили с этим сном: страх быть покинутой на волю чужих людей - и впрямь самый худший для ребенка. Для большинства детей, по крайней мере.

Нирия... За нее печально. Потому что она - почти что случайный человек во всей этой истории. Посторонняя и случайная жертва, попавшая между молотом и наковальней, как говорится. Что же Исанн не проверила родственные связи гувернантки своей дочери? Или племянник перешел на сторону мятежников совсем недавно.

А еще интересно, на что рассчитывают повстанцы - что-то я себе не представляю, чтобы мадам директор так просто пошла на поводу у шантажистов. Дочь она в беде не бросит - может, даже не столько из-за какой-то великой материнской любви, которой пока что не очень-то заметно, сколько из-за того, что подобные действия - прямой вызов ее возможностям и профессионализму, почти что личное оскорбление.

И конечно, я, как всегда, уже держу плакатик "хочу следующую серию"

У Агнессы этот страх вдвойне силен: она ведь до трех лет росла в приюте, то есть один раз брошена уже была. Да еще из-за отношения матери она чувствует, что в семье на "птичьих" правах.



Ему лет восемнадцать, так что давно перейти на сторону мятежников он не мог) На тот момент, когда проходила проверка, семья у Нирии была благонадежнее некуда. К тому же парень - мелкая сошка, всего лишь информатор. Таких по галактике миллионы наберется, за всеми не уследишь.



Рассчитывают, что сорвется и на поводу таки ж пойдет: с ребенком никто гуманно обращаться не собирается - повстанцы будут делать все, чтобы как можно сильнее надавить на психику матери. О том, что Исанн к дочери относится как минимум неоднозначно, никто не знает. Но ребенка в беде она не бросит, вы совершенно правы - и насчет мотивации в том числе) По крайней мере, сознательно она будет воспринимать это именно как личное оскорбление. Как при этом поведет себя подсознание и что с эмоциями будет твориться - вопрос уже другой)



А я, как всегда, очень рада этот плакатик видеть) Со следующей серией постараюсь не затягивать)

По сравнению с предыдущей частью, прода микроскопическая, но надеюсь завтра-послезавтра выложить больше)

Часть 2

Агнесса никогда прежде не бывала на средних уровнях. В другое время она наверняка пришла бы в полный восторг: здесь все так отличалось от скучного Правительственного района с его холодной величественностью и чопорностью! Вместо важных и вечно деловитых людей по улицам сновали толпы народа - от явных богачей до тех, кто выглядел очень скромно; от людей до совершенно экзотических существ, которые словно вышли прямиком из фантастического фильма о неизведанных регионах. Девочка уже не знала, куда смотреть: то ли на необычных, будто звери в зоопарке, экзотов, то ли на яркую голографическую рекламу, разноцветной дымкой висящую над проекторами, то ли на здания - причудливые и непохожие друг на друга. Не то что на верхних уровнях, где большинство домов, хоть и очень красивые, но до жути однообразные, а на улицах даже рекламу размещать запрещено! А еще здесь было очень шумно: многоголосый гвалт сливался с музыкой, доносящейся из кафе и магазинов, гулом машин и еще сотней звуков, источники которых невозможно было определить.

- Леденцы! - горланила где-то неподалеку торговка-лоточница. - Всего три кредита штука!

Агнесса вытянула шею и привстала на цыпочки, пытаясь обнаружить торговку в толпе. Ага, вот она, совсем рядом! Румяная толстушка в цветастом платье и стянутыми в тугой пучок ярко-рыжими волосами лавировала среди прохожих, когда огибая, а когда и расталкивая зазевавшихся локтями.

- Нирия, - девочка потянула гувернантку за руку, привлекая к себе внимание. - А можно мне... ой!

Кто-то сильно толкнул Агнессу в бок, и она, оступившись, чуть не упала - благо, Нирия успела подхватить воспитанницу и оттащить в сторону, где народу было поменьше.

- Агнесса, хватит в облаках витать! - прикрикнула она на девочку. - Потеряешься еще!

Ладонь женщины была холодной и немного липкой от пота; голос звучал как-то надтреснуто, будто она в любой момент была готова закричать или расплакаться. И вот это Агнессе очень не нравилось. Нирия странно вела себя с самого утра: нервничала, очень торопилась куда-то, с подопечной то была непривычно строга, то сюсюкаться начинала... и глаза у нее были все в красных прожилках и влажно блестели.

"Похоже, у Нирии какие-то неприятности, - с грустью подумала девочка. - Наверняка мама на нее ругалась и уволить грозилась".

- Извини, я просто хотела...

- Что хотела, маленькая?

- Там тетя леденцами торгует, - неуверенно произнесла девочка, косясь на лоточницу. - Но ничего, пойдем... а куда мы идем, кстати?

Нирия посмотрела на нее очень странно и тут же отвела взгляд.

- Леденцы? Да, конечно, сейчас купим. Почему бы и нет?

Нирия натянуто улыбнулась и потащила - именно что потащила, а не повела - Агнессу вперед, ко все еще голосящей неподалеку рыжей торговке. Та, безошибочно разглядев в немного дерганой, но вполне прилично выглядящей женщине с ребенком покупательницу, расплылась в широкой улыбке:

- Хотите купить ребенку сладенького, мадам? Смотрите, не стесняйтесь... ой, а девочка-то какая у вас хорошенькая, только худенькая очень, как только ветром не сдувает? Тебе какую конфетку хочется, лапочка?

- Мне с муджей, пожалуйста, если есть, - скороговоркой выпалила девочка, немного смутившись: ей всегда становилось не по себе, когда незнакомые люди начинали с ней сюсюкаться.

Торговка заулыбалась еще шире. Жестом фокусницы, достающей зверушку из шляпы, она протянула девочке конфету.

- Вот, возьми, сладенькая. С вас три кредита мадам. Может, еще возьмете? Вы дешевле леденцов в округе не найдете, а если и найдете, то это же есть невозможно будет, химия сплошная! А у меня вот поставщик...

- Да-да, разумеется, - Нирия не глядя вытащила из кошелька кредитный чип и сунула торговке в ладонь. - Агнесса, идем.

И она потянула подопечную вперед, торопясь и сбиваясь с шага. Лоточница, недоуменно покрутив в руках чип номиналом в сотню, только плечами пожала.
Подумала было окликнуть странную клиентку, но та уже скрылась в толпе.

- Вот фифа богатая, совсем денег не жалеет! - пробормотала женщина себе под нос и вновь затянула свое "леденцы, всего три кредита штука".

Нирия тем временем уводила Агнессу все дальше от турболифта, ведущего на верхние уровни. Проходя перед административными зданиями и крупными торговыми центрами, она зачем-то замедляла шаг, вскидывала голову и подталкивала воспитанницу чуть вперед.
Некоторое время Агнесса шла молча, догрызая леденец, но скоро у нее закололо в боку: она не привыкла ходить пешком, а уж тем более так долго и быстро.

- Нирия, а куда ты меня ведешь? Ты не сказала, - взволнованно спросила девочка, когда они свернули на какую-то боковую улочку. В ее конце виднелся турболифт - уже третий на их пути.

Не ответив, Нирия втащила подопечную в кабину. Когда Агнесса увидела, какая цифра высветилась на поцарапанном табло, ее бросило в дрожь: им предстояло спуститься на целых десять уровней вниз.

- Зачем нам туда? - Агнесса требовательно дернула воспитательницу за руку. - Нирия, я ничего не понимаю! И где господин Тайерс, он же всегда за нами ходит? Я не верю, что мама разрешила нам гулять в таких местах без него! И ты тоже странно себя ведешь...

- Ну хватит! - вдруг воскликнула Нирия. - Прекрати донимать меня вопросами!

Всхлипнув, она на подкашивающихся ногах отошла к стене лифта. Все тело женщины била крупная дрожь; когда она спрятала лицо в ладонях, стало видно, что руки у нее трясутся, как у древней старухи.

- Нирия! - Агнесса испуганно вскрикнула и, подбежав к гувернантке, крепко обняла ее. - Ты что? Почему ты плачешь?

Девочка и сама была готова разреветься: происходило нечто непонятное и наверняка плохое, и она совершенно не представляла, что с этим делать. Нирия рыдала и вся тряслась - на нее рассчитывать было нечего. Мелькнула паническая мысль: "Надо маме позвонить", - но Агнесса тут же ее отбросила. Тогда Нирию точно уволят! Да и все равно комлинка с собой нет.

Дернувшись, лифт остановился. С грохотом распахнулись тяжелые двери.

- Все... все в порядке, маленькая, - прошептала Нирия, ласковыми, но нервными движениями перебирая волосы подопечной. - Нам надо идти, хорошо? Не упрямься.

Агнесса помотала головой:

- Я домой хочу. Давай вернемся? Пожалуйста, поехали домой!

Краем глаза она заметила, как кто-то вошел в лифт. Вот и хорошо: этому человеку наверняка нужно наверх, он нажмет нужную кнопку, пока Нирия мешкает, а там...

Додумать эту оптимистичную мысль девочке не дали. Она даже не успела толком испугаться, настолько быстро все произошло: незнакомец шагнул ближе и вдруг резко протянул руку - а в следующий момент был испуганный крик Нирии и плотная, воняющая какой-то химией тряпка, прижатая к лицу.

Прочитала торопясь, потому что отложить не было никаких сил.
И как всегда оборвано на самом интересном. Я по своей наивности, решила, что вторая часть будет полностью вместе с концовкой. Но как жестоко я ошибалась!

Я тоже думала, что так будет) Но процесс что-то затянулся, так что я решила по частям выкладывать - меньше, но чаще)

Темно и холодно. Холодно так, что зуб на зуб не попадает - а вот темно не очень. Свет есть, но очень тусклый: выхватывает из темноты только центр грязной комнаты и дверной проем. А еще - людей вокруг. Двое возятся с парой здоровых голопроекторов, кто-то отдает распоряжения, а еще двое мужчин просто стоят у входа, сжимая в руках оружие - похоже, винтовки, но Агнесса не очень-то в этом разбиралась.

Время от времени на нее бросали взгляды или даже показывали пальцами, что-то говоря. Агнесса не слушала: только съеживалась еще сильнее и отползала назад, стараясь забиться как можно дальше в тень. В углу, где она сидела, было ужасно сыро: по стене текла вода, с потолка иногда срывались крупные капли, падая девочке на макушку или за шиворот. Агнесса терпела. Точнее, даже не обращала на это внимания. Не до таких мелочей было.

Она покрепче обхватила колени руками, чтобы хоть немного согреться и унять дрожь. А ведь Нирия хотела дать ей шаль - даже закутывать в нее начала, когда...

Агнесса судорожно всхлипнула и уткнулась лбом в коленки. Ее сильно затрясло: хотелось плакать, но слезы почему-то не шли - только скручивало спазмом все тело и перехватывало дыхание.

Она все никак не могла поверить, что Нирию убили. Это просто не помещалось в голове: вот только что Нирия была жива, крепко обнимала Агнессу и говорила, что все будет хорошо... и вот она лежит лицом вниз, а в затылке у нее - страшная дыра, выжженная бластером.

Это до сих пор казалось нереальным - как фильм или страшный сон. Такого просто не могло случиться. Сейчас она должна была открыть глаза и проснуться в своей постели. А рядом непременно окажется Нирия, живая и здоровая...

Девочка шумно шмыгнула носом. Потерла тыльной стороной ладони саднящие, но почему-то сухие глаза: слезы ужасно жглись и щипались, но проливаться по-прежнему отказывались.

Глупости. Никакой это не сон. Был бы сон, она бы давно проснулась. Агнесса уже пыталась щипать себя за руку - не помогло. А еще во сне не болят синяки на руках и разбитые в кровь коленки, не душит кашель... не стоит в носу тошнотворный запах горелого мяса. Тело Нирии осталось где-то там, у входа в эти жуткие катакомбы, а запах все не исчезал...

Тихонько заскулив, Агнесса сжалась в комок. Думать обо всем этом было невыносимо, но остановиться она не могла. Будто корку с царапины сдирала: вроде больно и кровь течет, а перестать - никак.

Поглощенная своим горем, девочка практически перестала обращать внимание на то, что происходило вокруг. Все казалось отдаленным, никак ее не касающимся: она краем сознания отмечала, что похитители прекратили возню с голопроекторами, а стоявший рядом с ними человек громко разговаривал по комлинку, но о том, что за этим последует, не задумывалась. Она даже не боялась - но не потому, что смелая: просто пугаться еще сильнее было некуда.

По крайней мере, так Агнессе казалось до того, как один из похитителей навис над ней мрачной громадиной. Без лишних слов вздернув девочку на ноги, он за шиворот поволок ее к центру комнаты. Агнесса попробовала было пнуть его по ноге, но промахнулась и, потеряв равновесие, остаток пути проехала на коленях - судя по ощущениям, содрав кожу до мяса.

Похититель усадил ее на какой-то ящик и угрожающим тоном приказал "сидеть тихо и не рыпаться". Будто бы было куда бежать! Девочка до крови прикусила трясущуюся губу, сдерживая плач. Всхлипывания и впрямь удалось подавить, зато засопела она вдвое громче.

- Связь установлена? - требовательно осведомился высокий темноволосый человек с тоненькой бородкой - тот, который постоянно отдавал распоряжения.

Люди, возившиеся с голопроекторами, почти синхронно кивнули. Ни один из них не подал голоса - Агнессе почему-то показалось, что они боятся своего командира. Возможно, все дело было в том, что она сама была напугана до полусмерти.

- Выводите изображение. Передающий луч - на девчонку.

Над проектором немедленно возникла голограмма - на удивление четкая и яркая: если бы не полупрозрачность и голубоватое свечение, можно было бы подумать, что высокий седовласый человек действительно стоит прямо перед Агнессой. Не будь девочка так подавлена и испугана, она наверняка сравнила бы незнакомца с благородным космическим пиратом из детского фильма: он был один в один старый капитан, борющийся со злыми и алчными конфедератами - от волевого, даже в старости красивого лица с роскошными усами до легкой боевой брони, которая на большинстве пожилых людей смотрелась бы странно, но на этом будто всю жизнь была.
Вот только от его взгляда становилось по-настоящему страшно: старик смотрел на Агнессу очень холодно, с какой-то мрачной решимостью. Вроде бы без откровенной злобы, но легче от этого почему-то не становилось.

- Девочка доставлена, сэр, - громким и твердым голосом отрапортовал "главный", как Агнесса про себя окрестила человека с бородкой. Заявление ей показалось глупым: разве и так не понятно, что доставлена?

- Я вижу, - тонкие губы старика чуть дернулись: то ли ему тоже подробности лишними показались, то ли он вспомнил о чем-то неприятном. - Как скоро вы пробьетесь к ее матери?

Агнесса испуганно охнула и прижала ладошки к лицу. Мама. Этот человек хочет навредить маме, вот ради чего весь этот ужас! Конечно, она бы и сама поняла - если бы хоть на минуту задумалась.

- Уже сделано, сэр.

"Главный" (который, судя по всему, вовсе и не главный) отошел в сторону от второго проектора. Как раз в тот момент на его панели надпись "ожидание ответа" сменилась на "связь установлена".

"Мама!"

Первым порывом девочки было с радостным визгом кинуться к голопроектору; закричать, что она здесь, что ей очень плохо и страшно...

Она осталась сидеть - только боязливо приподняла голову, с робкой надеждой глядя на голограмму матери.

Мама ведь ее здесь не оставит, не может оставить!

- Госпожа директор, - лицо старика дернулось, будто он увидел нечто невообразимо мерзкое. - Рад, что вы соизволили со мной поговорить.

Женщина казалась совершенно невозмутимой - разве что на какое-то мгновение немного сощурила глаза.

- Иблис, - в ее мелодичном голосе сквозило неприкрытое презрение, - ждала вашего звонка с того момента, как узнала об убийстве одного из моих сотрудников. С каких пор промышляем похищениями детей?

Старик нахмурил кустистые брови. Кажется, слышать эти слова ему было неприятно.

- С недавних, и ни малейшего удовольствия от этого не получаю.

- Ах вот как. И что же вы хотите от меня? Сочувствия?

Агнесса невольно затаила дыхание: эти ледяные нотки она знала очень хорошо. И взгляд, от которого хочется хоть провалиться сквозь землю, лишь бы не
ощущать его на себе. На месте этого Иблиса у нее бы затряслись поджилки и отнялся язык - но старик явно был посмелее маленькой девочки.

- Яд прибереги для придворных, - холодно ответил он. - У нас обоих слишком мало времени для обмена любезностями.

Исанн улыбнулась - неприятной, полной злой насмешки улыбкой.

- Зачем же так обобщать? - осведомилась она, вскидывая бровь. - Времени мало у вас, господин Иблис. И сейчас вы попусту тратите его, вместо того, чтобы хорошенько обдумать возможность капитуляции.

Верхняя губа старика чуть дернулась, обнажая зубы. Когда он заговорил, его голос упал практически до рыка:

- Никакой капитуляции не будет, Айсард. Потому что Империя задержит атаку ровно на трое суток. Ты заставишь Палпатина и Вейдера поверить в то, что это необходимо: уж в умении выдавать чушь за подлинные сведения тебе не откажешь.

- И что же заставит меня пойти на подобную глупость?

У Агнессы все внутри перевернулось от этих слов. В ее широко распахнутых глазах промелькнул не страх даже - ужас. Как это - "что заставит"?! Неужели мама не понимает, к чему клонит этот страшный старик? Или... ей все равно?

Кровь бросилась Агнессе в лицо; сердце забилось в груди так бешено, что казалось, его стук был слышен на всю комнату.

"Нет, ей не может быть все равно. Она просто время тянет. Она просто..."

- Твоя дочь, Айсард. Никогда не задумывалась, каково это - видеть смерть родного ребенка? Понимать, что он умирает, а ты ничего не можешь сделать?

- Мамочка...

Этот жалобный писк удивил в первую очередь саму Агнессу: ей-то казалось, что говорить она уже не способна - губы онемели и тряслись, а мысли от ужаса разбежались напрочь - вели ей кто связать хоть два слова, она бы не сумела.

Взгляды и старика, и матери тут же оказались устремлены на нее. Агнесса испуганно вжала голову в плечи и согнулась в три погибели, будто бы это могло как-то ее защитить.

- Мстим, значит, господин Иблис? - если Исанн и услышала голос дочери, то виду не подала. Она лишь окинула Агнессу беглым взглядом - изучающим, но совершенно равнодушным. - Как это неблагородно. Я бы даже сказала, низко.

Лицо Иблиса исказил жутковатый оскал.

- Благородство - роскошь, которою я давно уже не могу себе позволить. Тем более с теми, кому это понятие чуждо.

Коротким движением головы он указал на Агнессу:

- Подведите девочку ближе. Кажется, ее мать не до конца понимает серьезность ситуации.

Агнессу тут же подхватили под руки и поволокли к проекторам. Она даже не сопротивлялась: безвольно повисла на руках здоровяка в темно-серой броне, цепляясь за пол носками туфелек.

- Достаточно. Поставьте на колени.

Ее бросили на пол, будто мешок с овощами - девочка слабо пискнула от боли, ударившись о холодный шершавый металл, - и тут же дернули за шиворот, заставляя выпрямить спину.

Подняв голову, Агнесса встретилась глазами с матерью - все такой же невозмутимой и равнодушной. Она напрасно ожидала хоть какого-то ободрения: ласкового слова или хотя бы взгляда - да чего угодно, лишь бы стало ясно, что маме не все равно!

Но - ничего. Будто Агнесса была госпоже директору совсем чужой девочкой.

Агнесса не успела толком ужаснуться этой мысли: почти немедленно к ее плечу приставили дуло бластера. Она попыталась было отпрянуть, но чьи-то сильные пальцы больно впились ей в руку, удерживая на месте.

А в следующее мгновение раздался выстрел.

Боль была страшная: руку будто окунули в кипящую воду, предварительно содрав кожу. Агнесса выгнулась дугой, судорожно ловя ртом воздух. Она даже не сразу смогла закричать - дыхание сперло в груди так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Трясясь, словно в лихорадке, девочка рухнула на бок. Скорчилась на полу, заходясь плачем и баюкая в здоровой левой руке правую, обвисшую безжизненной культей.

Агнесса не могла видеть, что на сей раз лицо ее матери все-таки дрогнуло. Правда, совсем немного, и непонятно - то ли от жалости, то ли от раздражения.

- На первый раз - плечо, - пробился сквозь затуманенное сознание девочки голос Иблиса. - Если через четыре часа приготовления к атаке не будут приостановлены, девчонка пострадает сильнее. Если атака все-таки начнется, одной Айсард в галактике станет меньше. Думай, директор. Время пошло.

Да, Иблис пошел ва-банк. Непонятно зачем только убили няню. С ребенком ведь возиться самим придется? Или они вообще не рассчитывали что придется возиться? Скорее всего все равно убить собираются. Не выпустят. И Айсард это понимает.

А зачем она им нужна живой? Лишняя пленница только мороки добавит. А возиться с ребенком никто не собирается: главное, чтоб не сбежала. И отпускать Агнессу действительно никто не собирается: максимум, просто бросят в катакомбах, если мать на сделку пойдет.

а нам сиди и переживай, пока Автор напишет проду.
Если что это переводится как браво)))

Спасибо))) автор придет из института и начнет писать проду)

Прочитал 3 часть. СИЛЬНО! Очень сильно! Прям за душу берёт.

Знаете, после вашего этого фан-фика, у меня появилось твёрдое и окончательное мнение, ребелы как раз такие. Они ради своих тупых взглядов, способны поднять руку на ребёнка. Убить и глазом не моргнуть. Особенно меня поразило, как они без капли жалости выстрелели в девочку.

Даже я, жестокий, безжалостный, кровожадный и ... имперец, никогда ради дела, не пошёл бы на похищение детей. Покуситься на самое святое, ради каких-то своих целей? Нет!

Спасибо)



Ну, не все ребелы такие - и не в любой ситуации) Иблис здесь преследовал вполне понятные цели: спасти своих людей, свое дело (ну и себя самого, бесспорно )- а ради этого человек и не на такое пойдет. Тем более на войне, где моральные принципы размываются практически у любого. Плюс - личная месть: после гибели его семьи Айсардов он не выносит как биологический вид. Простые же исполнители специально набирались из особо отмороженных: не думаю, что ребята вроде того же Веджа Антилесса бы на такое согласились. Люди в любой организации разные.



Мерзко, да. Но не стоит идеализировать всех имперцев Та же Исанн и не на такое пошла бы, если бы требовалось. Просто в фанфиках, в отличие от канона, у Империи нет монополии на неприглядные дела)

Ну не знаю.Я всегда был, за благородную войну.
Вы же знаете, что посути дела только с первой мировой войны начали массово применять "жёсткие" меры а своему врагу. До этого, как то более цивилизованно что-ли относились к своим врагам. Уважали своего противника как бы.

Ну, войны никогда цивилизованностью не отличались) В то же Средневековье каких только "радостей жизни" противники друг другу ни учиняли: сожжения на кострах, выставление голов на пиках, пытки на любой вкус и т.д. Так что ни о каком уважении речи не шло: разве что веках в 18-19 о чем-то подобном можно было говорить, и то только в отношении высшего офицерского состава - что там происходило с бойцами попроще, еще вопрос.
А уж слова "гражданская война" и "благородство" сочетаются, как корова и седло.

Война, войной, а детей я считаю трогать не надо.

Так никто ж не говорит, что это хорошо) Автор за душевные качества персонажей ответственности не несет)

Хорошо.))) Очень ждём продолжения. Особенно переживаем за девочку.

Все-таки насколько ярко ты умеешь передать переживания героев - кажется, будто не читаешь, а находишься прямо там, рядом с Агнессой и мятежниками и воочию видишь все происходящее.


А ведь торговка наверняка хорошо запомнила - и "фифу богатую", и девчушку. Интересно, это Нирия специально сделала, или само собой вышло?
С другой стороны, все, что она сможет сказать - "да, были на такой-то улице, пошли такую-то сторону" в данной ситуации ненамного больше, чем ничего.


А Нирия еще боялась гнева работодательницы. Хотя, все логично, конечно - мало ли что, вдруг она раскается и как-нибудь свяжется с Исанн Айсард - и вся затея Иблиса банте под хвост.


Нет, мне нравится это высокомерие мятежников - мол, "презренная шпионка, как ты смеешь нам угрожать". Не спорю: ненавидеть Исанн в ситуации Иблиса - это нормально, а вот презирать - презирать можно того, кто слабее тебя, но не равного (а то и превосходящего) по возможностям.


Кхе-кхе... сразу видно, с джедаями товарищ не общался, и о возможностях форсъюзеров без понятия. Или думает, что ситхи настолько доверяют Айсард, что даже не проверяют по ее сознанию, врет она или нет? По-моему, у них это уже до автоматизма доведено.


Бедная малая. Уж при Иблисе-то Айсард себе точно не позволит лишних эмоций, а малая все принимает на свой счет.


Ух, как пафосно и торжественно! Точь-в-точь как Кеноби Люка настраивал, что ситхи - это зло, от которого надо избавить Галактику)

Спасибо




Тут дело скорее в том, что Нирия ребенка очень жалела, и отказать в такой мелочи у нее бы рука не поднялась. Но и дать Исанн хоть какую-то наводку она тоже хотела, не без того) Только в таком состоянии ничего умного в голову прийти не может, потому и "помощь" вышла довольно бестолковая: засветиться на камерах видеонаблюдения и внимание случайного человека к себе привлечь.



А так бы и было) Не говоря уже о том, что рано или поздно ее бы в любом случае поймали и доставили к Исанн .



Думаю, презрение тут тоже могло быть: чувство собственного превосходства (пусть хотя бы мнимого морального) и ненависти вполне может дать такой эффект. К тому же за презрением хорошо страх скрывать - в том числе и от самого себя) А Иблису сейчас уверенность в своих силах и слабости противника ой как нужна.



О том, что император - форсъюзер, Иблис не имеет ни малейшего понятия. А о возможностях одаренных у него действительно представление смутное, откуда бы другому взяться?) Да и я не очень-то верю, что от ситхов невозможно ничего скрыть, если уж на то пошло) Вот только Исанн в данный момент даже пробовать не собирается.



Да, Агнессе совсем тяжело: мало того, что с ней такой ужас происходит, так еще и мать всем своим видом демонстрирует, что ей нет никакого дела до дочки.



Альянс вообще к пафосным речам слабость питает)

Вот в чем-чем, а в умении ломать комедию Иблису не откажешь. Видимо, годы работы в Сенате даром не проходят. Какая гордость, какое презрение написаны на лице - заглядеться можно... а еще приятнее смотреть на то, как эта маска постепенно разваливается в ходе допроса. Поначалу страх таится лишь в глубине глаз, но достаточно приложить немного усилий, чтобы он проявился во всей красе. Очень трудно изображать непоколебимого героя, когда лицо перекашивает от судорог, трясутся губы, дергаются веки, бешено пульсирует жилка на виске... одна трещина на маске неизбежно тянет за собой другую - и под ней понемногу проступает лицо сломленного, потерявшего всякую волю к сопротивлению человека.

Исанн с огромным удовольствием понаблюдала бы за этой трансформацией на примере Иблиса. Интересно, как долго он бы продержался, почувствовав на себе всю прелесть пребывания на "Лусанкии"?

Впрочем, совсем скоро она узнает. Когда эту мразь приволокут ей в оковах, они о многом поговорят... Бросив взгляд на голограмму дочери - сжавшейся, напуганной до полусмерти, - Исанн поняла, что позволит себе быть несколько нерациональной - то есть опуститься до совсем уж бессмысленной жестокости. Это похищение - просто плевок в лицо. Личное оскорбление, за которое Иблис расплатится в особом порядке.

Ее глаза злобно сощурились, когда какой-то бугай, подчиняясь приказу Иблиса, швырнул Агнессу на колени перед голопроектором. Девчушка жалобно всхлипывала и тряслась всем телом - оборванная, грязная, растрепанная, то и дело заходящаяся кашлем. Как бы не пришлось лечить ее от пневмонии, когда все закончится, - в дополнение к реабилитационному курсу у хорошего психолога.

Кое-как выпрямившись, Агнесса буквально впилась в нее умоляющим, жалобным взглядом. Измученный, едва живой от страха ребенок. Ее ребенок.

В глазах женщины полыхнуло бешенство. Пусть Агнесса совершенно никчемна, но все же она - ее дочь. И никто, кроме самой Исанн, не имеет права прикасаться к ней даже пальцем.

Она посмотрела на Иблиса, гадая, что этот висельник выкинет сейчас. Побои, скорее всего. Просто, банально и эффективно.
Исанн втянула воздух трепещущими ноздрями. Медленно выдохнула. Ничего, девочка переживет. В отличие от тех, кто посмел так обращаться с ней.

Методы "воздействия" несколько превзошли ее ожидания: бугай приставил к плечу Агнессы пистолет. Немного помедлил с выстрелом: Иблис предупреждающе вскинул руку. Пытливо, с мрачным удовлетворением посмотрел на Исанн - мол, не хочешь ничего сказать?

Лицо женщины ни на йоту не изменило равнодушного, невозмутимого выражения. Но глаза... глаза всегда предают первыми. И когда Агнесса скорчилась полу, истошно крича от боли, Исанн просто убавила звук недрогнувшей рукой - но первая трещина на маске неизбежно тянет за собой вторую. Ее верхняя губа чуть дернулась, приоткрывая зубы. Из груди вырвался прерывистый вздох.

На лице Иблиса отразилось нескрываемое торжество. Он понял, что удар достиг цели, почуял кровь... и возомнил, что неглубокий порез - уже смертельная рана.
Видимо, уважаемый бывший сенатор никогда не увлекался охотой. Иначе бы знал, что даже самка нексу, пожирающая больных и слабых детенышей, способна годами преследовать того, кто посмел покуситься на ее потомство.

- На первый раз - плечо, - произнес Иблис самоуверенным тоном игрока, получившего на руки чистый саббак. - Если через четыре часа приготовления к атаке не будут приостановлены, девочка пострадает сильнее. Если атака все-таки начнется, одной Айсард в галактике станет меньше. Думай, директор. Время пошло.

Связь прервалась. Исанн еще какое-то время держала ладонь на комлинке, испепеляя взглядом ни в чем не повинный приборчик.

Время и впрямь пошло. Но Иблис даже не представляет, как быстро этот отсчет идет для него: атака на главную базу мятежников начнется через три стандартных часа
- и никакой возможности спастись у ее обитателей не будет. На земле об этом позаботится армия, в космосе - флот, взявший Кореллию в блокаду, а внутри самой базы - агенты Разведки.

Вот только была здесь одна проблема: за оставшиеся три часа Агнессу не найдут, насчет этого обольщаться не следовало. Агенты, которым поручено захватить Иблиса, до начала атаки к нему не подберутся: не будет суматохи и неразберихи, необходимых для осуществления плана. А отдать приказ об убийстве ребенка - дело нехитрое и быстрое.

Женщина кончиками ногтей отстучала по столу рваный ритм. Конечно, Иблис будет держать Агнессу в живых до последнего: без заложницы у него нет ни единого шанса на спасение, и он это понимает. Скорее всего, после начала атаки первые требования сменятся "запасными" - и будут подкреплены новым "внушением".

При мысли об этом Исанн так сжала комлинк в ладони, что его грани больно впились в кожу, оставляя на ней красноватые полосы. Перед глазами все стояло искаженное болью личико Агнессы, в ушах звучал ее крик... хотелось метаться по кабинету, словно загнанный в клетку зверь - от невозможности разорвать обидчика на куски, защитить ребенка...

Усилием воли Исанн отогнала это наваждение. Прижала пальцы к вискам, словно это могло заглушить бешеный стук крови в ушах. Не в силах больше сидеть на одном месте, она встала и прошлась по кабинету, заложив руки за спину и заставив себя принять невозмутимый вид. Контроль над внешними проявлениями эмоций - первый шаг к контролю над ними самими.

Да, девочке могут нанести серьезные травмы, даже покалечить. Это еще благоприятный вариант: значит, Агнесса будет жива к тому моменту, как схватят Иблиса.
Есть, конечно, вероятность, что операция провалится. Тогда придется задействовать "спящего агента", который, следуя заложенной на "Лусанкии" программе, попросту прикончит лидера повстанцев. И в том, и в другом варианте у девчушки есть все шансы дожить до спасения. Но что, если Иблис и не рассматривал возможность отказа от его первоначальных требований? Тогда Агнесса наверняка погибнет: не найдут ее за три часа в трущобах Корусканта, какие бы вознаграждения и кары Исанн ни посулила поисковым отрядам.

Женщина остановилась как вкопанная. Расправила плечи и глубоко вздохнула.

Даже если так. Даже если малышка умрет... что ей с того? Удар по авторитету - но не такой уж значительный. А если после этого устроить показательную зачистку - чем в любом случае предстоит заняться - то репутацию получится сохранить почти незапятнанной. А смерть Агнессы вполне допустима, пусть и неприятна.


Вот только в ушах все звучит слабый, умоляющий голосок, зовущий маму. Зовущий ее. А перед глазами - зареванная, несчастная мордашка... забавно, но только сейчас Исанн поняла, насколько же Агнесса похожа на нее - почти ничего от отца не взяла...

Директор до хруста сжала кулаки, отчаянно жалея, что не может так же сомкнуть пальцы вокруг шеи Иблиса.

Нет. Агнесса - ее ребенок. Пусть нежеланный, пусть ненужный - но ее. И она, раз уж назвалась матерью, должна растить и оберегать эту девчонку. Если Исанн не способна защитить свое дитя, как она может защищать Империю? Ей ведь совсем не нужно, чтобы император задался этим вопросом.

Значит, дочь должна быть спасена любыми средствами. Даже если придется ликвидировать Иблиса вместо того, чтобы взять в плен, - и тем самым поставить крест на некоторых своих весьма перспективных планах.

Немыслимая цена за жизнь маленького недоразумения по имени Агнесса. Но позволить повстанческой погани отнять жизнь у Айсард... эти твари умоются кровью за то, что посмели хотя бы попытаться.

Думаю, что психологически все описано верно. Вряд ли Исард сейчас будет метаться по комнате с причитаниями: "Моя девочка, моя доченька!"
Но в душе она чувствует именно это, просто еще сама не осознает. Своего рода защитная реакция: нельзя показывать никому свои слабости, а то потом будет только хуже. А привязанность к кому-то она расценивает как слабость.
И мне понравилась аналогия: если не может защитить собственную дочь, то как она защитит Империю?

Ура) Долго думала, как прописать так, чтобы эмоций было и не слишком много, и не слишком мало.



В случае Исанн, метаться по комнате и истерить - профнепригодность) Без умения взять себя в руки в критической ситуации она бы не то что на своей должности не удержалась, а попросту до нее не дожила.



Согласна. Именно поэтому она дистанцировалась от дочери, как только могла, и практически поверила, что совсем ее не любит . А инстинкты-то никуда не денешь - и в такой ситуации они неожиданно для Исанн начали напоминать о себе.

Вот эмоций как раз в самую меру, а, главное, они весьма правдоподобны: злость от ребельской наглости, оскорбленное достоинство, и где-то глубоко-глубоко материнский инстинкт, умело маскирующийся под первые два чувства.

Похоже, придется "спящему агенту" пробуждаться раньше времени. Главное, чтобы группа на Корусканте о гибели лидера узнала не сразу, а то с них станется отомстить - Агнессе.


Вот этот момент понравился особо)

Все хорошо, вот только очень маленький кусочек;)

Эллия, спасибо за отзыв) Рада, что сцена правдоподобно получилась)



Точно подмечено) У Исанн материнский инстинкт именно что маскируется: нет же его, и быть не может - вот она и придумывает разумные объяснения, почему ей так хочется взять бластер и собственноручно перестрелять повстанцев)



Вполне могут. Здесь уже все зависит от того, насколько оперативно Агнессу отыщут.



Да, продолжения у меня что-то маленькие пошли. Надо исправляться)

с прошедшим!!!
В виду того, что имперская разведка заработалась сведения поступили так поздно
Поздравляю!!!!

Спасибо P.S: этот страус прекрасен)))

Ожидание - хуже самой жестокой бойни. От него начинаешь дергаться, выискивать опасность - а темные коридоры корускантских катакомб как нельзя лучше располагали к паранойе. Здесь все время что-то шумело: неведомые сооружения и механизмы, погребенные под землей не первую тысячу лет, непрерывно издавали то грохот, то отчетливый рокот ржавых шестеренок, то низкий гул, от которого сводило зубы. Шум пробирался вверх по стенам, далеко разносился по пустым коридорам, отдавался в голове мерзкой вибрацией.

Теренсу Бретену все казалось, что в этой какофонии слышатся голоса и тяжелые шаги имперских солдат. Время от времени за дверью мелькали тени, от вида которых рука сама собой тянулась к оружию.

Все чепуха, конечно. Выкрутасы напряженных до предела нервов. Остальные вон тоже на взводе: ребята у двери держат оружие наготове и то и дело озираются по сторонам, Джеррор сидит мрачнее тучи и пялится на стену пустым взглядом, ловко крутя в ладони боевой нож. Одного только Кейла ничем не прошибешь: стоит себе, привалившись к стене, физиономия - каменная... впрочем, в этой темени черта с два разберешь. Удобно поддерживать положенный командиру невозмутимый вид, если держаться подальше от света.

Щелкнув зажигалкой, Теренс закурил. Все попытки бросить эту дурную привычку он оставил уже лет семь как: не располагает война к здоровому образу жизни. Услышав рядом с собой надрывный кашель, резко обернулся - в сторону, куда старался не смотреть все это время.

Пленница сидела неподалеку от него, согнувшись в три погибели и обхватив себя здоровой рукой. Зареванное личико она старательно прятала, уткнувшись лбом в прижатые к груди коленки - острые и худенькие. Голодом ее мамаша морит, что ли? Зная ходящие о Снежной королеве слухи, Теренс бы не удивился. Жестокая мразь эта Айсард, настоящая психопатка.

Девчушка вновь зашлась кашлем, который вскоре перешел в придушенные всхлипывания. Она изо всех сил старалась не плакать, но сопела не хуже хатта с одышкой, и периодически слабо постанывала от боли. Заметив, что на нее смотрят, сжалась еще сильнее и попыталась отползти подальше.

Теренс отвел взгляд, внезапно почувствовав себя до крайности гадко. Ну да, Айсард жестокая мразь. А он здесь благим делом занят... и ведь действительно же благим! Но сколько себе ни объясняй, что так надо, что этот шантаж - единственная возможность спасти товарищей с Кореллии, - и сколько там еще есть разумных доводов в пользу этой мерзости? - какая-то его часть отказывалась признавать правильным похищение и пытки ребенка. Он, конечно, все понимал и был твердо намерен делать то, что необходимо. Но вот гадливость на душе осталась, хоть ты сотню раз все эти разумные доводы проговори.

Тихонькие всхлипывания продолжались, изрядно действуя на нервы. Джеррор обернулся через плечо, отвлекшись от созерцания своего ножа:

- Да заткни ж ты ее, - раздраженно процедил он сквозь зубы. - Слышать уже ее нытье не могу.

Теренс неопределенно пожал плечами:

- А как ее заткнешь? Кляп в рот запихнуть? Так она и через него мычать и ныть будет, какая разница-то?

Джеррор смачно сплюнул на пол и отвернулся, тихо выругавшись. Теренс же наконец затянулся. Прикрыл глаза, старательно гоня мысли о мрачном будущем Восстания вообще и их группы в частности. Мысли оказались назойливыми и из головы уходить отказывались наотрез.

Не верилось ему, что Айсард согласится на их условия. Любая нормальная женщина бы что угодно сделала ради своего ребенка, но эту бешеную суку едва ли можно назвать нормальной. Даже с большой натяжкой не получалось.

Он искоса глянул на пленницу. Жалко ее, чего тут говорить: дите же, самое обыкновенное дите - у самого такая мелкая дома осталась, года на два помладше этой сейчас должна быть.

Теренс до хруста сжал кулак. Огляделся вокруг, коснулся пистолета в кобуре. Жена, дочка - это все прекрасно и замечательно, но давным-давно осталось в другой жизни. Если он когда-нибудь хочет к ней вернуться, нельзя отвлекаться от реальности. А реальность - вот она: хаттовы катакомбы вокруг и вполне осязаемая перспектива сдохнуть в ближайшие пару часов. А еще - потерять всех боевых товарищей и дело, ради которого воевал столько лет.

И все-таки смотреть на корчащуюся в приступах кашля и стонущую от боли девчонку было тяжело. Почти физически тяжело.

Не вполне понимая, зачем он это делает, Теренс снял куртку и набросил пленнице на плечи. Девчушка вздрогнула и удивленно уставилась на него своими огромными темными глазами.

- На, а то околеешь вконец, - буркнул повстанец. Холодная сырость немедленно пробралась под плотную рубашку, заставив его зябко поежиться. И как девчонка и впрямь не окоченела в своем легком платьице за все это время?

Девочка лишь насупилась еще сильнее и неуклюже попыталась запахнуть куртку одной рукой. Ее личико сморщилось от боли - видно было, что малышка едва сдерживалась от того, чтобы зареветь в голос. Но вместо этого она только закусила губу и тихонько зашипела, сглатывая катящиеся из глаз слезы.

- И никаких "спасибо", да? Ну, не сказать, чтоб я тебя осуждал. Сильно рана болит?

Пленница всхлипнула и втянула голову в плечи. Из-за огромной для нее куртки она живо напомнила черепаху, прячущую голову в панцирь.
Хатт бы его побрал, но Теренсу было жаль эту девчонку. Детей он любил, свою родную дочку в жизни пальцем не тронул... и сколько времени прошло с тех пор как он ее видел в последний раз?

Если бы не это проклятое бездействие, Теренс вряд ли уделил заложнице хоть немного внимания - и уж точно не стал с ней носиться, будто нянька. Но когда из занятий остается только ожидание, в голову лезет всякая дурь вроде страха, ностальгии или чувства вины.

- Эй, - мягко позвал он, слегка касаясь пальцем лица малышки. Та отпрянула как ошпаренная, но взгляд на повстанца все-таки подняла. - Я понимаю, что тебе плохо и страшно. Но ты не бойся. Если твоя мама сделает все, что от нее требуется, тебя больше никто не тронет. Она же тебя любит, правда?

Хотелось бы ему самому в это верить. Если Айсард не сделает ничего, чтобы задержать атаку имперцев, с восстанием на Кореллии будет покончено. С большей частью повстанцев, по крайней мере.

- Нет, неправда! - внезапно окрысилась девочка, тряхнув копной грязных волос. - Она никогда ничего ради меня не сделает! Ей все равно, слышите?! Она...

Голосок малышки сорвался. Всхлипнув, она снова уткнулась лицом в коленки и разревелась в голос. Теренс рефлекторно потянулся погладить ее по макушке, но девочка стряхнула его ладонь, резко мотнув головой. Стиснув зубы, забилась подальше в угол, неловко кутаясь в куртку.

Теренс смерил ее долгим взглядом и отвернулся, с присвистом выдохнув сквозь зубы. В то, что Айсард окажется небезразлична судьба дочери, ему и без лишних подтверждений обратного верилось с трудом. Теперь же от опасений вообще не будет никакого спасу.

Ему почти хотелось, чтобы на них кто-нибудь напал: хоть имперцы, хоть бандиты, хоть мифические туннельные каннибалы. Бой бы помог собраться и выкинуть лишние мысли из головы.

- Скоро мы это проверим, девочка, - разнесся по залу, перекрывая шум древних механизмов, голос Кейла. - До следующего сеанса связи осталось меньше часа.

Слова командира звучали ровно, уверенно. Тусклый свет лампы отражался в его темных глазах - широко распахнутых, немигающих. Никто не видел, как он мертвой хваткой стиснул комлинк в одной руке, а рукоять бластера - в другой.

Меньше часа - это чертовски мало. И Кейл не был уверен, что время сейчас на правильной стороне.

Часть 3

Гарм Бел Иблис беспокойно расхаживал по своему кабинету, заложив руки за спину. Места здесь было - в некоторых тюрьмах камеры побольше, так что расстояние от одной стены до другой пролетало всего в несколько размашистых шагов. Периодически он подходил к огромному голоэкрану и, хмуро сдвинув брови на переносице, вчитывался в бегущий по нему текст. После этого мрачнел еще сильнее, цедил сквозь зубы заковыристые ругательства и вновь принимался расхаживать по кабинету, сжимая в кулаки жилистые ладони.

Дела шли омерзительно: до сих пор не было никаких намеков на то, что Империя приостанавливает свою активность. Даже наоборот: судя по всему, переброска войск на боевые позиции уже не просто началась, а шла полным ходом. А его люди все еще не готовы к эвакуации - нет точных сведений о блокаде, а значит, нет и плана прорыва. Пытались прорваться наудачу - кончилось потерей целой эскадрильи и одного транспортника. На земле же база обложена со всех сторон: для штурма сил у имперцев пока недостаточно, а вот для того, чтобы надежно запереть повстанцев внутри - вполне. Укрепленный подземный комплекс в одночасье превратился из неприступной цитадели в тюрьму - а та, в свою очередь, обещала вскоре стать огромной братской могилой.

Безрадостные перспективы открывались перед Восстанием, и навязчивые ассоциации с тюрьмой и могилой не просто так лезли в голову его лидеру. Иблис отчетливо понимал: шансы оказаться и там, и там у него более чем высокие.

Говорят, страха не чувствуют лишь мертвые, дураки и безумцы. Старик усмехнулся: если это так, то он не знал, к какой из категорий ему следует себя причислить. Страх смерти он позабыл уже очень давно - с самой гибели жены и детей. Осталось лишь отчаянное стремление заставить Палпатина заплатить за все, что тот сотворил с галактикой и с ним лично... а еще - не менее отчаянное нежелание умирать побежденным.

Сколько раз эта решимость спасала жизни и ему, и его людям - не счесть. Но следовало быть честным с самим собой: даже в битве у Эндора, положившей конец Альянсу, его положение не было настолько критическим.

Иблис мрачно уставился на монитор. Новости не стали более обнадеживающими ни на йоту. Нечего себя обманывать: его план провалился, и теперь уже нет смысла гадать, из-за чего именно - оказалась ли Айсард слишком неуступчива, или же слишком глупа, чтобы повлиять на своих хозяев. Придется прорываться с боем и надеяться, что хотя бы десятой части бойцов удастся пережить сегодняшнюю мясорубку. И он сделает все, чтобы спасти как можно больше людей. Вот только разберется с одним незавершенным делом...

В темных глазах, прежде смотревших с холодной расчетливостью, мелькнул безумный блеск - ярость, соединенная с мрачным торжеством и предвкушением.

Иблис никогда не был жестоким человеком, но Арманд Айсард, а после - его очаровательная доченька хорошенько постарались, чтобы он им стал. Пришла пора платить по счетам: за Аррианию, за детей... хотелось бы верить, что смерть дочери принесет Исанн Айсард хотя бы малую часть той боли, что довелось испытать ему пять лет назад. Она заслужила этого, как никто. Что до девчонки... Гарм не чувствовал за собой никакой вины. Кровь за кровь - древний и варварский принцип, но чертовски привлекательный для человека, потерявшего самое дорогое. Он еще услугу оказывает галактике, избавляя ту от очередной представительницы семейства Айсард: с такой дурной кровью из девочки не может вырасти ничего, кроме чудовища вроде ее матери и деда.

Иблис уже направлялся к голокоммуникатору, когда странный шум за дверью заставил его остановиться. Глухой стук, как от... упавшего на пол тела.

"Проклятье!"

Бывший сенатор метнулся к стене - так, чтобы дверной проем закрывал его от вошедшего, но оставлял незваного гостя на виду. Затаив дыхание, медленно потянул бластер из кобуры...

"Ну давай, ублюдок..."

Дверь распахнулась с негромким дребезжанием. Человек, возникший на пороге, был закован в тяжелую броню - потрепанную бесчисленными боями, но тщательно начищенную. В неярком свете лампы она сверкала почти так же, как его лысина, лишь чуть-чуть не достававшая до потолка.

Следовало выстрелить прямо сейчас, пока была возможность. Но Иблис не двинулся с места: прижался к стене, словно окаменев. Даже бластер до конца не вытащил, и оружие осталось скрыто в кобуре более чем наполовину.

Не узнать этого гиганта было невозможно. Эренкай Лоустен, командир элитнейшего подразделения войск "Освободительного движения". Бывший штурмовик, дезертировал после Альдераана. Человек, надежнее которого Гарму давненько не доводилось встречать.

Неужели - предатель? Шпион? Это казалось невероятным: Лоустен был совершенно не способен на ложь и притворство. Он же прямолинеен, как имперский шагоход!

Здоровяк выступил вперед, и с виброножа, зажатого в его кулаке, сорвалась ярко-алая капля. Иблис все-таки сумел вытащить пистолет из кобуры, но навести его не успел: рефлекторно отшатнулся, охваченный ужасом и омерзением одновременно.

Покрытое глубокими шрамами лицо Лоустена напоминало маску: застывшее, ничего не выражающее. Темно-синие глаза с неестественно расширенными зрачками смотрели с безумной яростью... и полным отсутствием осмысленности.

Точь-в-точь как у тех бедняг, которым довелось побывать на "Лусанкии" и вернуться... превратившись в бомбу замедленного действия. Предателей поневоле, с помощью изуверских техник обращенных в послушных марионеток Исанн Айсард. Не чувствующих ни страха, ни боли. Не осознающих действительность.

Лоустен побывал в имперском плену около двух лет назад... и был подозрительно легко освобожден всего через пару месяцев. Проклятье. Давно бы пора начать учиться на своих ошибках. Ведь таких случаев - не меньше пары десятков только за последние годы...

Гарм все-таки выстрелил - с лихорадочной поспешностью, почти не целясь. Ярко-алый заряд разбился о закованную в броню грудь. Бывший штурмовик лишь слегка пошатнулся, продолжая наступать с неумолимостью танка. Иблис сделал шаг в сторону и почувствовал, как паника мертвенным холодом расползается по телу и тугой удавкой перехватывает горло: спиной и плечом он упирался в стену.

Клятый кабинет размером с тюремную камеру. Или могилу.

Больше ни о чем лидер мятежников подумать не успел: окровавленный клинок тускло блеснул в свете лампы, с силой врезаясь ему в горло и вспарывая его от гортани до подбородка.

Иблис уже не слышал, как по коридорам базы разносится эхо далекого взрыва, а долей секунды позже - протяжный рев сигнала общей тревоги.

Империя начала атаку строго в соответствии с планом.

Темно. Противная грязно-серая темень со всех сторон, и за ней ничего не видно - только серый пол совсем немножко. Можно свесить руку и повозить по нему пальцем. Зачем? Ну а что еще делать...

"Ай!"

Страшная боль, одновременно жгучая, тянущая и острая. Как от ожога или укуса осы, только в сто раз хуже. От плеча вроде идет, но дотягивается аж до груди - там тоже болит и жжется так, что дышать трудно. А поглубже, в легких засел гадкий склизкий комок. Агнесса кашляет и кашляет, но он не выходит - только в груди становится все больнее. Она изгибается, ворочается, и от каждого движения в плечо будто врезается раскаленное железо. Даже голову поворачивать трудно: она тяжелая, как свинцом налитая. Горячим свинцом, жгущимся.

Хочется кричать, но получается только захрипеть - и хрип обдирает горло. Агнесса сглатывает, чувствуя во рту вкус крови.

- Пить...

Сиплый свист какой-то, а не голос. Надо громче, а то нянечка не услышит. Но если говорить громче, Агнесса разбудит других детей, и ее накажут. Девочка сжалась и притихла: наказание - это страшно и больно, а она не хочет, чтобы стало еще больнее. А мама, если разозлится, так ремнем надает...

Сквозь вязкую муть в голове пробилась мысль: ее же мама забрала, давно уже! Агнесса не в приюте. Дома нет других детей, а Нирия - не вредная приютская нянечка, она не рассердится, если у нее попросить воды во время тихого часа.

Но если Агнесса дома, почему кровать такая жесткая? Почему здесь так холодно? И где Нирия? Куда она делась? Девочка тихонько захныкала от страха и обиды: ей плохо, очень плохо, и рядом никого! Она совсем одна. Где Нирия? Где мама? Почему они не обращают на нее внимания? Она же зовет...

Голова взорвалась болью, перед глазами поплыли разноцветные круги. Агнесса зажмурилась, тяжело дыша и борясь с тошнотой.

"Мамочка... Нирия... мамочка... ну пожалуйста, ну зайдите! Вы мне нужны, очень нужны!"

Неожиданно девочка почувствовала, как чья-то ладонь коснулась ее лба. Прикосновение было таким ласковым и знакомым, что Агнесса едва не разрыдалась снова - на сей раз от захлестнувших ее с головой радости и облегчения. Нирия! Она пришла, она здесь, с ней!

- Тише, маленькая. Не надо плакать. Ничего не бойся, слышишь? Все будет хорошо...

Голос Нирии дрожал и срывался: она говорила сквозь слезы, часто всхлипывая. С трудом открыв глаза, Агнесса заметила, что воспитательница стоит на коленях, отвернувшись от нее. Ее ссутуленные плечи то и дело вздрагивали, светлые волосы, выбившиеся из растрепавшейся прически, полностью закрывали лицо.

- Нирия? - прошептала девочка едва слышно и тут же содрогнулась от ужаса: только сейчас она заметила, что над Нирией кто-то стоял, направив бластер прямо ей в затылок.

- Не трогайте ее!

Агнесса пытается кричать, но с губ срывается только тихонький писк. Пытается вскочить, но лишь впустую дергает ногами и руками, как поваленный на спину жук. Ей тяжело, у нее кружится голова, раненное плечо болит так, что мутнеет в глазах... и ничего, совсем ничего не получается сделать!
Ее никто не слушает. Раздается выстрел, и Нирия падает лицом вниз, со страшным, омерзительным хрустом ударившись об пол. Ее волосы, всегда пахшие полевыми цветами, теперь воняют сожженным мясом. Запах идет из огромной дыры в затылке - буровато-черной, с приставшими к краям обугленными кусочками кожи и сгоревшими волосами.

Агнессу едва не вырвало. Внезапно стало очень плохо - еще хуже, чем было: казалось, от жара сейчас закипят глаза, а сухая и жесткая, как песок в пустыне, кожа вот-вот вспыхнет. Боль в руке была такая, будто ее медленно отрезали от плеча тупой зазубренной пилой.

- Мама... - прохрипела девочка, едва ворочая языком. - Мамочка...

- Она не придет. Тебя убьют, а ей будет наплевать.

Красивый мужской голос, который говорит ужасные вещи. Перед глазами всплывает образ: седой старик со злым взглядом. Он врет. Он злой, жестокий, и все врет. Мама ее не бросит. Мама никогда...

- Какое жалкое зрелище.

Красивый, чуть хрипловатый женский голос, слегка растягивающий слова. Самый родной. Самый любимый.

- Мамочка!

Агнесса пытается протянуть руку, но не может даже пошевелить пальцем. Слишком плохо, слишком тяжело.

- Я сглупила, забрав тебя из приюта. Жалкое существо. Ты не нужна мне. Умирай, девочка. Умирай, мое маленькое недоразумение, мой позор. Мне будет лучше без тебя.

Нет! Она не может так говорить! Не может!!!

Агнесса из последних сил тянется туда, где слышала мамин голос. Потная ладошка хватается за жесткую ткань, и тут же по всему телу прокатывается такая волна боли, что терпеть ее становится совершенно невозможно. Агнессу словно раздирают на части и одновременно прожаривают на костре. Внезапно все вокруг взрывается диким ревом и грохотом. Девочка даже кричать не может: только закрывает голову руками и жалобно пищит.

"Мамочка, забери меня домой. Забери, пожалуйста. Мне плохо. Мне очень-очень плохо... ну пожалуйста..."

Что-то твердое ударило ее в живот, и Агнесса, сипло закашлявшись, распахнула глаза. Ошалело поводила головой по сторонам, тщетно пытаясь разглядеть хоть что-то, кроме смазанных сизовато-белесых пятен. Вокруг стоял все тот же страшный шум: она смутно понимала, что проснулась, но грохот и крики явно не из сна пришли. Девочка нащупала ладонью предмет, ударивший ее, - и запоздало отшатнулась с хриплым вскриком, почувствовав под пальцами чьи-то жесткие волосы.
Муть перед глазами чуть-чуть рассеялась, и Агнесса смогла разглядеть лицо этого человека: это был тот самый повстанец, который гладил ее по голове и дал ей куртку. Девочку замутило. Она попыталась отползти в сторону, но сил не было даже на то, чтобы отпихнуть от себя мертвое тело.

С трудом приподнявшись, Агнесса огляделась вокруг. У нее тут же закружилась голова, но она успела заметить, что в комнате было полным-полно штурмовиков в белоснежной броне. Никто уже не стрелял: двое людей в бронежилетах поверх серой униформы заковывали в наручники "главного" - гадкого типа с бородкой. Он попытался дернуться, и офицер так сильно ударил его ногой, что мужчина скрутился в три погибели.

Агнессе никогда не нравилось, чтобы кого-то били. Но "главного" ей было совсем-совсем не жалко.

Кто-то подхватил ее на руки - очень бережно, но девочка все равно вскрикнула от боли, хоть и очень старалась терпеть. У нее перехватило дыхание, перед глазами вновь все поплыло. Голоса доносились до нее, будто сквозь толстый слой ваты.

- В каком состоянии девочка?

- Не могу знать, сэр. Но рука выглядит плохо, похоже на гангрену.

- В госпиталь. Немедленно.

Этот голос рявкнул что-то еще: что-то про "если помрет", "сами будете", "директор", "Кессель" и "живьем кремирует". Агнесса не прислушивалась - просто бессильно обмякла в удерживающих ее руках, прижавшись щекой к прохладному и твердому наплечнику.

Девочку безумно клонило в сон. И хоть чувствовала она себя по-прежнему ужасно, на ее губах мелькнула слабая, умиротворенная улыбка.
Ее не бросили. Ее заберут домой и отдадут маме. И все теперь будет хорошо...

Издалека послышался истошный, захлебывающийся крик. "Главный", он же Кейл Борнет, выплевывал проклятия вместе с кровью и обломками зубов.

Агнесса безмятежно улыбалась, проваливаясь в горячечный сон. Все закончилось. Она возвращается домой.

Ой... С опозданием, но все же присоединяюсь к поздравлениям innatemnikova;)

С Днем Рождения!

Пусть почаще Вашими гостями будут вдохновение, радость и успех!

Спасибо Кстати, мы же вроде на "ты" переходили?)